Между тем, как оказалось, возлюбленного Бездны звали Гедиминас, и происходил он из старинного рода литовских князей.
От самого – ни больше ни меньше – Витаутаса Великого.
Фантастично звучит, но родная сестра его пращура Сигизмунда, Софья Гольшанская, славно венчалась шестьсот лет тому законным браком с польским королем Владиславом Ягайло и по праву считается праматерью династии Ягеллонов, правившей в Чехии, Литве и Венгрии.
Не кого-то безродного Бездна спасла, получалось, от неминуемой гибели – но потомка великих королей.
Ну, в общем, они поженились.
Ничего за душой, кроме любви и нежности, у них не было.
Семерых сыновей, что у них родились за семь лет – Витовта, Люборта, Ольгерда, Жигимонта, Довьята, Товтила (имени седьмого сына мать моя тогда не произнесла, а я спросить не осмелился!), они по обоюдному согласию окрестили в честь великих предков Гедиминаса.
Вообще, по ощущению, пленительные картины из их быта на хуторе могли сравниться с жизнью в раю – как это было до змея.
25
В тот памятный, теплый и роковой августовский вечер большое семейство Кастуся и Ефимии собралось поужинать, как обычно, в яблоневом саду.
Всем места хватало за длинным столом – и детям, и взрослым.
В промытом вчерашним дождем воздухе детский смех мешался со стрекотом стрекоз, трелями птиц и кваканьем лягушек.
Казалось, ничто в тот день не предвещало беды.
Разве только в сумрачном небе дрались два орла, а третий, распластав крылья, за ними наблюдал…
Да петух вдруг запрыгнул на стол, затряс головой и закукарекал – так что все даже удивились и замахали на него руками…
Да хромая жена четвертого брата Кандрата просыпала перец на грудь и не на шутку расчихалась…
Да еще муравьи заползли в банку с сахаром…
– В общем, всего не упомнишь… – покусывая губы, рассеянно пробормотала мать моя.
И никто, вспоминала она, о плохом не подумал, когда к ним во двор, полыхая огнями, въехал гигантских размеров черный «Мерседес» в сопровождении двух джипов с вооруженными до зубов морскими пехотинцами Северного альянса.
Насколько, однако, безмятежно существовали обитатели Дикого хутора.
С другой стороны, дома, среди родных, купаясь в любви и понимании – страшного не ожидаешь!
Но вот из «Мерседеса» появился статный мужчина в черном приталенном пальто из лайки и черных же, отполированных до блеска полусапогах; одной холеной рукой он держался за женщину в черном, а другой – опирался на трость, сплошь инкрустированную золотыми гадюками.
С одного взгляда на них, в общем, было понятно, что они – люди непростые.
Таких тут не помнили даже по фильмам, которые крутил однорукий Пилип из Чапуня – один раз в три месяца, по понедельникам.
И также звучит фантастично, но факт: ни Кастусю с Ефимией, ни их одиннадцати сыновьям с женами и детьми даже не примерещилось, кто мог притаиться под царственными черными одеждами.
И только у Бездны при виде приехавших внутри будто что-то оборвалось: в женщине Бездна узнала свою сестру Даяну.
«Пришел мой конец!» – вдруг подумалось ей.
Инстинктивно рука ее потянулась к супругу – да так и повисла в воздухе: место с ней рядышком пустовало!
– Ну и где он, мой брат Гедиминас? – прозвучало над Бездной, как выстрел.
– Брат! Брат Гедиминаса! – обрадовались и распахнули пришельцу объятия хуторяне – но только ответом им вдруг прозвучали три предупредительных очереди из автоматического оружия.
– Не надо объятий! – недобро скривившись, процедил гость сквозь зубы.
– А также телячьих восторгов! – добавила женщина.
– Именно что обойдемся без них! – подтвердил со зловещей ухмылкой черный двойник Гедиминаса.
Дикий хутор – застыл.
Даже детские крики затихли.
Вдалеке пролетел черный с золотом шмель.
Большое и доброе сердце Бездны внезапно пронзило предчувствие беды.
Она побледнела.
Ее зазнобило.
Плечи и руки покрылись пупырышками.
Горло сдавила тоска, стало трудно дышать.
Слезы сами собой покатились из глаз.
И со дна ее памяти всплыла на поверхность ужасная по своим последствиям история, рассказанная мужем вскоре после его чудесного воскрешения…
