— Я надеваю его, чтобы голова не мерзла, — улыбаясь, сказал он.
— Что же, — заметила я, — это основательная причина, потому что вы так страдаете от головных болей, милый дядя.
Я заметила также, что он всегда носит обувь на толстых подошвах и с высокими каблуками. Я думала одно время, что он хочет казаться выше, но дядя объяснил, что вынужден носить такие башмаки из-за боли в ногах.
Во время этого визита дядя Леопольд как-то небрежно упомянул, что он принес ради меня большую жертву.
— Мне предложили греческий трон, но я отказался, — заявил он.
— Вы хотите сказать, что могли бы стать королем?
— Да, я бы стал королем. Но что из того? Первое, о чем я подумал, было: мне пришлось бы расстаться с маленькой Викторией.
— О, дядя Леопольд, вы отказались от короны ради меня?
— Ты стоишь того, любовь моя. По крайней мере, я так считаю! Если я смогу когда-нибудь гордиться моей любимой девочкой, я буду счастлив!
— Сможете, дядя, сможете.
— Я знаю. Никогда не забывай, дорогая, как я люблю тебя.
Я поклялась, что не забуду, и почувствовала себя очень гордой, потому что ради меня он отказался от короны.
Потом он рассказал мне о моем кузене, который родился в Розенау, три месяца спустя после того, как появилась на свет я.
— Этот милый мальчик — один из самых красивых, каких я когда-либо видел. Он — мой племянник… так же, как ты — моя племянница. Я часто думаю, как я счастлив, что могу заботиться о двух таких милых созданиях.
— Вы его любите, дядя?
— Очень.
Я почувствовала ревность к этому непрошеному родственнику и хотела спросить дядю Леопольда, любит ли он его больше, чем меня, но я сообразила, что об этом не стоит спрашивать, и ждала, что он мне еще расскажет об этом мальчике. Я была рада, что он моложе меня. Я чувствовала, что это давало мне преимущество.
— У него есть брат, старше его на год.
— У меня есть сестра на двенадцать лет старше меня.
Дядя Леопольд предпочел пропустить мое замечание мимо ушей. Он не хотел возвращаться к несчастьям Феодоры. Он хотел поговорить о своем маленьком племяннике.
— Его зовут Альберт, а его брата — Эрнст.
— Они немцы?
— Да, их отец — герцог Саксен-Кобург-Готский. Они прелестные мальчики. Особенно Альберт. У него большие голубые глаза, и он очень хорош собой. Он очень живой и добродушный. Я думаю, ты подружишься со своими кузенами, — продолжал дядя Леопольд. — У них нет мамы, а у тебя нет отца. Это в некотором роде сближает вас.
— Я увижу их когда-нибудь? Они приедут сюда? Я думаю, мама не захочет, чтобы я поехала в Германию.
— Я постараюсь, — сказал дядя Леопольд, — чтобы вы увиделись.
Впоследствии он часто говорил со мной о моих кузенах, и, когда я спрашивала его о них, он, казалось, был очень доволен.
Феодора вернулась в Кенсингтон. Мы были счастливы вновь встретиться. Она изменилась и не походила на покинувшую нас с разбитым сердцем Феодору. Она выглядела спокойной. Я полагаю, в этом покое была покорность судьбе. Вскоре должна была состояться ее свадьба с графом Гогенлое-Лангенбургом.
— Какие здесь произошли перемены за время моего отсутствия? — спросила она меня. Какие могли быть перемены? В Кенсингтоне жизнь была неизменной.
Несмотря на то, что она была вынуждена расстаться с Августом, я думаю, Феодора была довольна своей жизнью в Германии, потому что мама была с нею также строга, как и со мной, и под ее надзором она тоже чувствовала себя как в тюрьме. Так что мысль об относительной свободе, которую она обретала в супружестве, была ей приятна, хотя ее мужем должен был стать и не Август.
— Какой он, твой жених? — спросила я, когда мы с нею и Лецен сидели за шитьем. Нас никогда не оставляли одних.
— Он очень добрый.
— И красивый?
— Да, красивый.
— Ты любишь его?
— Я должна его любить, потому что он мой будущий муж.
Феодора говорила, как мама или Лецен. Я с грустью почувствовала, что она изменилась. Она стала взрослой, а взрослые всегда говорят не то, что думают, а то, что находят нужным сказать. Я опечалилась и больше о графе не спрашивала.
Свадьба Феодоры должна была состояться в Кенсингтонском дворце. Это было великое событие. Мне сшили чудесное белое платье, а Лецен потратила много времени, завивая мне волосы.
Бракосочетание должно было состояться в Комнате под куполом, где, как напомнила мне Лецен, меня крестили.
— Да, — сказала я, — и был скандал, потому что король не хотел, чтобы меня назвали Джорджианой. Вы знаете, мне кажется, что теперь он бы не возражал, если бы меня назвали в его честь. Он был так добр ко мне, когда мы встретились.
— Может быть… Но тогда он запретил это делать, и вас назвали Виктория. Что ж, это очень хорошее имя. Лецен улыбнулась и поправила мне выбившийся локон.
— Король будет у Феодоры посаженым отцом, — я хихикнула. — Я думаю, он предпочел бы ее себе в жены.
— Вы не должны говорить такие вещи.
— Когда мы были в Виндзоре, она ему очень понравилась.
— Вы ему тоже понравились.
— Да, но Феодора больше и по-другому.
— Иногда эти блестящие глазки видят не то, что есть на самом деле.
— Дорогая Лецен, как они могут видеть то, чего нет?
— Ну пойдем, моя умница, посмотрим, как там невеста.
Феодора выглядела очень красивой и совсем не испуганной. Я сразу же заметила на ней прекрасное бриллиантовое ожерелье.
— Это подарок короля, — сказала она.
— Я знала, что он любит тебя! Оно прелестно. Феодора, мне кажется, он сам бы хотел жениться на тебе.
— Вздор! Он старик.
— Старики всегда любят хорошеньких молодых женщин.
— Как ты наблюдательна!
— Лецен говорит, что я вижу то, чего на самом деле нет. Как это может быть? Разве это возможно?
— Обычные правила к Виктории неприменимы. Я засмеялась.
— Никому не говори такие вещи про короля, — посоветовала Феодора.
— А почему? Ведь это правда.
— Милая сестричка, ты слишком откровенна.
— Ты говоришь, как мама.
— О, пожалуйста, не сравнивай.
Мы рассмеялись, и все между нами стало как прежде. Мы направились в Комнату под куполом. В окна я увидела толпы народа около дворца.
— Людям нравятся королевские свадьбы, — сказала Лецен.
Звонили колокола, и все казались очень счастливыми. Жаль только, что жених был не Август. Но нельзя же иметь все, подумала я, хотя, конечно, жених все-таки очень важный участник церемонии.
