Войдя в Комнату под куполом, я поискала глазами короля. Его там не было, зато был дядя Кларенс. Мама ненавидела его почти так же, как короля, а мне он нравился. Он был такой веселый, и, я думаю, он бы подружился со мной, если бы не мама. Он всегда мне приветливо улыбался, и я очень любила тетю Аделаиду. Она целовала меня, расспрашивала про моих кукол и говорила о них как о живых людях, за что я любила ее еще больше. Я рассказала ей, что новая кукла — ее подарок — очень подошла к моей коллекции. Она была больше остальных, и на лей было великолепное платье.
— Мне кажется, она выглядит так же величественно, как королева Елизавета, — сказала я.
— Боюсь, что королеве Елизавете это не понравилось бы, — ответила тетя Аделаида.
Я засмеялась, и тетя тоже. Мама это заметила и нахмурилась. Мне не полагалось легкомысленно вести себя с тетей Аделаидой.
Я поняла, что среди присутствующих росло чувство беспокойства. Где король? Он должен был играть в церемонии важную роль, и без него нельзя было начинать. Наконец, видя, что задержка становится уже неприличной, дядя Кларенс громко сказал:
— Ясно, что короля что-то задержало. Нет необходимости откладывать церемонию. Я возьму на себя его обязанности.
Моя мать была в нерешительности, ждать ли дольше и подвергнуться еще большему унижению или согласиться с предложением дяди Кларенса. Для нее было мучительным разочарованием видеть посаженым отцом своей дочери герцога, когда она ожидала видеть в этой роли короля. Но, поскольку король не появился, дядя Кларенс выступил вперед, и я заняла свое место подружки невесты. Так моя сестра Феодора стала женой графа Гогенлое-Лангенбург.
Мама решила, что я должна обходить гостей с корзинкой, где для них были небольшие подарки; когда я раздавала их, все аплодировали.
Затем молодые отбыли в Клермонт, а мы вернулись в наши апартаменты во дворце. Как мама негодовала на короля и все семейство своего мужа! Все они невоспитанные, грубияны. Все они против бедной одинокой вдовы. Они изо всех сил стараются унизить ее. Им было невыносимо видеть, что ее дочь выходит за графа. Они завидовали прекрасному здоровью ее младшей дочери. Король скоро умрет, и этот болван с головой огурцом займет его место. Он неспособен произвести на свет наследника… он ни на что не способен, кроме как сойти в могилу.
Она была действительно очень сердита, и я слышала ее из комнаты, где я сидела с Лецен и Шпет. Шпет прислушивалась с интересом, широко раскрыв глаза, а Лецен была в ужасе, что я могу услышать что-нибудь неподходящее для моих ушей. Я слышала противный голос сэра Джона Конроя, успокаивающего мать, как он обычно это делал. Шпет кивала каким-то своим тайным мыслям, а Лецен сидела, поджав губы, как она делала всегда, когда сэр Джон был поблизости. Происходило многое, о чем мне было неизвестно, и что я узнала гораздо позже.
Дяде Кумберленду мать не доверяла. Она считала его способным на любое преступление. Он хотел короны для своего сына Георга — такой милый мальчик, которого я раз-другой видела, — и он действительно желал меня устранить. Потому что мой отец был старше его, я была ближе к трону, и это раздражало родителей Георга Кумберленда. Когда я была очень маленькой, они распустили слух, что я слабый ребенок и скорее всего не выживу, так что мама была вынуждена выводить меня на прогулки для всеобщего обозрения, чтобы люди сами убедились, насколько я здорова. Я ходила на эти прогулки с мамой или Лецен, и все останавливались и приветствовали меня.
Кумберленды были замешаны во многих скандалах, и довольно громких. Особенно долго обсуждали смерть лорда Грейвза, перерезавшего себе горло в собственной постели из-за того, что у его жены был роман с герцогом Кумберлендом. Да и о самой герцогине в прошлом ходило немало слухов в связи с внезапными смертями ее обоих мужей. Впрочем, с Кумберлендами мы виделись лишь на торжественных церемониях.
Из всех родственников по отцовской линии посещала нас только тетя Аделаида, жена брата отца герцога Кларенса, и мне всегда казалось, что мама ведет себя с ней слишком высокомерно, тем более что герцог Кларенс был старшим братом, и поэтому тетя Аделаида имела перед моей матерью преимущество. Такое обращение могло бы вызвать у нее недовольство — многих и, уж конечно, маму это бы вывело из себя, — но тетю это не беспокоило. Мне кажется, тете Аделаиде нравилось бывать в Кенсингтоне и видеть меня. Она всегда спрашивала про моего пони, и про кукол, и что я делаю. Она хотела, чтобы я навестила ее в Буши, и рассказывала о вечерах, которые она там устраивала. Приходили два маленьких Георга! «Кумберленд и Кембридж. Такие милые мальчики, — говорила тетя Аделаида. — Георг Кембридж сейчас гостит у нас, потому что его папа и мама за границей. Он и второй Георг — большие друзья. Мы поем и танцуем и играем в разные игры».
Как бы мне хотелось побывать в Буши! Но мне никогда не позволяли. Когда я спросила маму, почему, она покраснела и пробормотала что-то об этих ужасных Фитц-Кларенсах. Позже я узнала, что это были дети и внуки дяди Уильяма от актрисы Дороти Джордан, которых тетя Аделаида, выйдя замуж за дядю Уильяма, приняла в свою семью. Еще один семейный скандал!
Так что вместо игр с двумя Георгами я по-прежнему могла общаться, а вернее, избегать общения только с Виктуар Конрой, которую я никогда не любила, потому что не любила ее отца, и чем старше я становилась, тем неприятнее было мне его присутствие в нашем доме. Я была уверена, что права в своей неприязни к нему, потому что Лецен и Шпет тоже его терпеть не могли.
Наверное, от одиночества мне и захотелось так получить куклу, которую я увидела в витрине магазина, когда мы гуляли с Лецен.
— О Лецен, правда, она прелесть? — сказала я, дергая ее за руку. Лецен согласилась.
— Я бы хотела иметь такую, — продолжала я. — Я часто думаю, что Большая кукла как-то не подходит к остальным, а эта могла бы составить ей компанию. Кукла стоила шесть шиллингов.
— Я спрошу вашу маму, можно ли купить ее вам, — пообещала Лецен.
Однако после обсуждения мама и Лецен решили, что было бы непедагогично сразу покупать мне все, что я ни попрошу, и будет гораздо лучше, если бы я сама накопила на эту покупку нужную сумму из своих карманных денег. А чтобы куклу не продали раньше, я должна была попросить продавца в магазине сохранить ее для меня.
Продавец в магазине с удовольствием пошел мне навстречу. Он сказал, что, конечно, сохранит для меня куклу, пока я соберу деньги.
— Вы не продадите ее никому? — спросила я с тревогой. Вместо ответа он повесил кукле на шею билетик с надписью большими буквами «Продано».
Я с удовольствием проходила каждый день мимо витрины и смотрела на куклу. Она сидела там, дожидаясь меня, и каждое утро я радостно пересчитывала свои деньги. Наконец я собрала шесть шиллингов и отправилась забирать мою красавицу. Я с торжеством вынесла ее из магазина, но по дороге я увидела сидевшего на скамейке худого и явно больного человека, очень бедно одетого. Я всегда огорчалась, увидев голодных и мерзнущих людей. По ночам, лежа в постели, я вспоминала о них, думая, как мне тепло, как меня балуют, и при этом мне всегда было неловко, потому что это было так несправедливо.
