В нашем наборе курсантом был и чемпион страны по боксу Николай Королев. Однако выдающийся боксер в летной профессии не преуспел и был отчислен.
В Серпуховской школе одновременно с нами, курсантами, по приказу наркома обороны учились летать на самолете У-2 командиры стрелковых корпусов и командующие общевойсковыми армиями. На петлицах их гимнастерок и френчей вместо старых ромбов теперь сверкали золотые звездочки только недавно введенных в Красной Армии генеральских званий. Однако летное дело всегда было весьма сложным, и затея эта успеха не имела.
В то время молодежь стремилась в небо. В предвоенные годы авиация показала свои огромные возможности. Все понимали, что там решается главное. Профессия летчика считалась элитной. Помимо всеобщего уважения и почета, они носили красивую форму, их труд и риск высоко оплачивался. Помню, за полеты на истребителе И-15бис, на котором я заканчивал училище, платили так называемые скоростные — 127 рублей в месяц. А максимальная скорость у него была лишь 360 километров в час, то есть немного больше, чем посадочная скорость у бомбардировщика Ту-22, на котором я летал в 60-е годы, будучи испытателем.
Внимания авиации уделялось очень много и в прессе, и в кино, однако все же технические возможности нашей страны тогда были ниже, чем у немцев, которые не ограничивали своих истребителей в полетах.
Даже дети многих высокопоставленных родителей стремились тогда в авиацию, а не в дипломатию или внешнюю торговлю, как в 70–80-е годы. Это Василий Сталин, Тимур Фрунзе, сыновья Микояна, Ярославского, Булганина, даже Хрущева, хотя боевой путь последнего не назовешь славным.
Ноябрь 1940 г. Баевская В.Ю., Баевский В.А., Баевский А.М., Баевский Г.A.
…Забегая вперед, скажу, что в Вязниковской школе была создана специальная группа с очень сильным инструктором. В числе курсантов этой группы были Александр Щербаков, сын крупного партийного и государственного деятеля A.C. Щербакова, а также сын H.A. Булганина и Алексей Микоян, будущий генерал, командующий воздушной армией. Уже после войны в Академии им. Жуковского я учился вместе с Сашей Щербаковым и Степаном Микояном, которые стали великолепными летчиками-испытателями. С ними меня связала крепкая дружба.
Время учебы пролетело стремительно и почти незаметно. Выпуск состоялся уже в первых числах ноября 1940 года. В торжественной обстановке нам зачитали приказ наркома обороны о присвоении воинских званий. Наш выпуск оказался последним, курсантам которого было присвоено командирское звание «младший лейтенант» и на голубых петлицах которых появился «кубик», соответствующий этому званию. В последующем выпускники летных школ получали звание «сержант». Более 100 наших выпускников получили назначения в западные военные округа, на полуостров Ханко — легендарный Гангут (Финляндия), на Дальний Восток.
Представляет определенный интерес запись в моей сохранившейся записной книжке тех лет о прохождении летного обучения в Серпуховской военной авиационной школе летчиков:
«12 мая 1940 года — зачислен приказом по школе курсантом;
15 июня 1940 года — приступил к полетам на У-2. Накануне выполнил прыжок с парашютом с У-2;
21 июля 1940 года — вылетел на самолете И-15бис в числе первых. Без провозных на спарке, которых не было;
12 сентября 1940 года — благодарность на проверке от начальника ВУЗ РККА комдива Левина за отличную технику пилотирования;
14 ноября 1940 года — зачитаны приказы о присвоении воинских званий младший лейтенант и назначении на должность летчика-инструктора (приказы от 10 ноября 1940 г.)».
Общий налет на самолете И -15бис за этот период по летной книжке у меня составил всего 22 часа 15 минут!
С таким же налетом на боевом самолете мои однокашники-выпускники убыли в строевые части, где через полгода, 22 июня 1941 года, они вступили в жестокие бои с немецкими захватчиками…
А в целом результаты 1940 года в этой же записной книжке я тогда охарактеризовал так: «1940 год — самый ценный из всех моих предыдущих лет, год коренной ломки моей жизни. Успехов и побед много: 1) Я — летчик-истребитель, младший лейтенант, т. е. моя мечта сбылась и довольно быстро. 2) Я — самостоятельный человек, не только слез с шеи родителей, но и оказываю им материальную помощь (1231 рубль, полученный при выпуске, что-то да значил в то время, в том числе 127 рублей так называемых „скоростных“, которые положены за полеты на истребителе). 3) Мое образование — 10 классов, несмотря на то что испытания на аттестат об окончании средней школы я не сдавал. 4) Отпуск (18 ноября — 18 декабря): Москва — Харьков — Чугуев (там служил в летном училище мой двоюродный брат Владимир Дорохов) — Киев (родственники) — Серпухов. Друзья, театры, концерты, рестораны, бильярд — самостоятельная жизнь. Да, 1940 год — это год больших достижений!»
Но так не бывает, чтобы были одни успехи… Сразу же по прибытии из отпуска узнаю о приказе НКО № 362, в соответствии с которым мы, молодые летчики-инструкторы, и не только мы, с января нового, 1941 года переводимся на казарменное положение. Многие, особенно те, кто постарше, восприняли этот приказ болезненно, с возмущением. Но я в этом ничего плохого не усмотрел, посчитал, что это способствует моей лучшей подготовке как командира-летчика. И никто из нас еще не представлял себе того, что готовит каждому новый, 1941 год…
Тот год обещал быть напряженным в отношении летной работы, и это радовало. Уже в январе я был введен в строй как летчик-инструктор, а в феврале начались полеты с курсантами (их в моей группе было 11 человек). Пока идут полеты на У-2. Считаю свою личную летную подготовку как летчика-истребителя слабой, явно недостаточной. Скорее бы начать полеты на боевых самолетах, хорошо бы освоить истребитель И-16, который так хорошо показал себя еще в Испании, на Халхин-Голе, а затем — в строевую часть! А когда-нибудь и по пути Чкалова, Громова, Коккинаки… Это если повезет. Это планы и мечты! А пока мы на казарменном положении, в апреле традиционный, пока не вошли в строй раскисшие аэродромы, отпуск и опять полеты с курсантами. В начале июня перелет в лагеря Степыгино. Начинаем полеты с курсантами на истребителях.
14 июня 1941 года в газетах появилось заявление ТАСС, которое, казалось, наконец-то положит конец всякого рода слухам, названным «неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны… когда Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз… Поэтому слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР, — заключало ТАСС, — лишены всякой почвы».
Сегодня мы знаем, что тревожное настроение в частях и соединениях, достигшее особой остроты к середине июня, было лишь приглушено заявлением ТАСС, которое фактически оказало пагубное, деморализующее влияние на Вооруженные силы. И по сей день историки изощряются в интерпретации огромного потока информации, захлестнувшего нашу страну накануне войны. Это сегодня мы знаем, чем были заняты Сталин, наше правительство, Генеральный штаб накануне, в последние дни, часы и минуты перед началом войны. То же знаем о Гитлере и его войсках.
