— Ешьте, — позвал он их.
— Ешьте, — отозвалась женщина, и Каспар понял, что она произнесла то же слово, что и он, только с акцентом. Он с довольным видом кивнул.
Джойханна осторожно подвела мальчика к столу; Каспар поднялся и отошел поближе к двери. Там стояло пустое ведро; за неимением ничего лучшего он перевернул его и сел. Серьезные голубые глаза мальчика неотрывно следили за незваным гостем, женщина, накладывая еду себе и сыну, тоже поглядывала на незнакомца.
— Ну, Джойханна и Джорген, давайте познакомимся поближе. Меня зовут Каспар, и всего несколько дней назад я был одним из самых могущественных людей в другой половине мира. Сейчас мое положение незавидное, но, несмотря на жалкий вид, я тот, кем называюсь.
Его слушатели смотрели на него, явно не понимая ни слова.
— Понятно. Что ж, вы не должны учить квегский. Это я должен выучить ваш язык. — Стукнув по ведру, на котором сидел, он сказал: — Ведро.
Джойханна с сыном продолжали молчать. Тогда Каспар встал, показал на ведро и повторил слово. Потом с вопросительным видом обернулся к хозяевам:
Джорген догадался, чего от него хотят, и что-то произнес. Похожего слова Каспар не встречал ни в одном языке. Он старательно повторил необычную комбинацию звуков, и мальчик одобрительно закивал.
— Ну что ж, начало положено, — подытожил герцог Оласко. — Если дело так и дальше пойдет, то к тому времени, как придет пора ложиться спать, мы уже будем настолько понимать друг друга, что я смогу уговорить вас не перерезать мне во сне глотку.
3. ФЕРМА
Каспар проснулся на полу маленькой хижины.
Он устроился у двери, чтобы помешать Джоргену или его матери убежать, пока он спит. Приподнявшись на локте, Каспар вгляделся в предрассветный полумрак. В доме было всего одно окошко, справа от него, возле печной трубы, и света поступало недостаточно.
Оказалось, и мальчик, и женщина уже проснулись, но не встали со своих тюфяков.
— С добрым утром, — сказал Каспар и сел.
Прошлым вечером он собрал самострел и все предметы в доме, с помощью которых, по его оценке, можно было нанести более или менее серьезную травму, и сложил их за пределами досягаемости пока не очень гостеприимных хозяев. Он доверял своим инстинктам воина и охотника и знал, что проснется, если его соседи поневоле попытаются избавиться от него, поэтому заснул быстро и спал хорошо.
Неспешно поднявшись, Каспар стал раскладывать ранее конфискованные предметы по местам: они понадобятся Джойханне в течение дня. Остаток вчерашнего вечера он потратил на то, что указывал на различные предметы и спрашивал их названия, постепенно знакомясь с новым для себя языком. Он уже узнал достаточно, чтобы понять, что этот диалект является вариантом древнекешианского языка, на котором несколько сотен лет назад говорили на побережье Горького моря. Как всякого мальчика благородного происхождения, Каспара в свое время заставляли изучать историю, и он смутно припоминал, что какая-то религиозная война вынудила несколько кешианских родов бежать на запад. По-видимому, кое-кто из них осел в этих неуютных краях.
Обладая способностью к языкам, Каспар легко запоминал новые слова, и хотя сейчас сожалел, что недостаточно практиковался в квегском языке (ветви все того же диалекта кешианского, на котором говорили предки его хозяев), за несколько часов он уже продвинулся достаточно далеко, чтобы худо-бедно объясняться с Джойханной и Джоргеном.
Каспар посмотрел на мальчика и сказал:
— Ты можешь поднять.
Мальчик неуверенно встал и переспросил:
— Я могу подняться?
Каспар уловил разницу и поправился:
— Да, можешь подняться.
Несмотря на все дружелюбие Каспара, Джорген по-прежнему ожидал, что его убьют или по крайней мере ударят, а Джойханна явно боялась насилия. Не то чтобы она была совсем непривлекательна, Каспар даже находил ее симпатичной в некотором роде, но принуждать женщин он не любил — даже если некоторые из них, из страха перед его богатством и властью, изображали готовность.
Женщина тоже поднялась и, одевшись и прибрав постель, отодвинула занавеску. Мальчик тем временем скатал свой тюфяк и засунул его под стол. Каспар сел на один из двух стульев и стал наблюдать за Джойханной, которая разжигала в очаге огонь, размешивая угли и подбрасывая щепки.
— Тебе нужны дрова? — спросил Каспар. Она кивнула:
— Я нарублю сегодня, только сначала подою одну из коров. У нее на прошлой неделе рысь стащила теленка.
— Она часто к вам наведывается?
Женщина не поняла вопроса, поэтому он перефразировал его:
— Рысь приходит и ест других телят?
— Нет, — коротко ответила Джойханна.
— Я нарублю дров, — предложил Каспар. — Где топор?
Женщина ответила, но он не узнал слова и попросил повторить. Со второго раза он уже расслышал, что это было необычно произнесенное кешианское слово «сарай». Он повторил его и добавил:
— Я буду работать за еду.
Джойханна помедлила, потом кивнула и занялась готовкой.
— Сегодня хлеба не будет, — сказала она. — Обычно я ставлю тесто с вечера.
Каспар опустил голову, но ничего не ответил. Что тут говорить: они оба знали, почему прошлым вечером ей было не до теста. Она полдня просидела со слезами на глазах, со страхом ожидая, что в любой момент грозный пришелец набросится на нее, а он все задавал странные вопросы и спрашивал, как называются различные предметы.
Медленно подбирая слова, Каспар обратился к женщине:
— Я не причиню вреда тебе или мальчику. Я чужестранец, и мне нужно научиться языку, чтобы выжить. За еду и кров я буду работать.
И снова она помолчала, прежде чем ответить. Наконец она взглянула в глаза Каспару и, будто убедившись в чем-то, согласно кивнула:
— Могу дать тебе одежду моего…
Одно слово вновь оказалось Каспару незнакомым. Он прервал Джойханну:
— Твоего кого?
Она повторила слово и пояснила:
— Моего мужчины. Отца Джоргена.
Значит, это слово значило здесь «муж», пришел к выводу Каспар.
— Где он?
— Не знаю, — ответила женщина. — Три… — (И опять новое слово, но на этот раз Каспар не стал перебивать; позднее он узнает, имела ли она в виду дни, недели или месяцы.) — Три… назад он ушел на рынок. И не вернулся. — Голос Джойханны оставался ровным, на лице не отразил ось никаких чувств, только глаза влажно блеснули. — Я искала его три… — (Незнакомое слово; наверное, теперь она говорила о трех днях.) — А потом вернулась. Надо заботиться о Джоргене.
