ГЛАВА 1. НЕВОЛЬНИК
Ветер с моря затих. Вдоль частокола, окружавшего невольничий рынок, змеилась вязь песка и пыли. От удушливой жары не спасали даже переменчивые воздушные потоки; над площадью висело зловоние немытой плоти, от реки поднимались воспарения сточных вод, а прибрежная свалка смердела гнилью.
Укрывшись за пологом яркого паланкина, Мара обмахивалась веером, орошенным душистыми маслами. Можно было подумать, до нее не доносятся тошнотворные запахи рыночной площади. Властительница Акомы жестом приказала процессии остановиться. Солдаты в зеленых доспехах замерли как вкопанные, и одуревшие от жары носильщики опустили паланкин.
Один из офицеров, голову которого венчал украшенный плюмажем шлем командира авангарда, помог Маре выйти из паланкина. Ее щеки пылали румянцем, но Люджан не мог определить, что было тому причиной — то ли жара, то ли недавняя перепалка. Управляющий Джайкен все утро яростно доказывал, что госпожа напрасно задумала покупать дармоедов-невольников. Ей ничего не оставалось, как приказать ему закрыть рот.
— Люджан, — обратилась Мара к командиру авангарда, — ты пойдешь со мной, а остальные пусть ожидают здесь.
Резкость ее тона подсказала Люджану, что сейчас не до шуток, хотя их разговоры частенько выходили за строгие рамки официального протокола. Его первейшим долгом было обеспечение ее безопасности, а в толчее невольничьего рынка требовалась особая бдительность, поэтому он прикусил язык. Пристально вглядываясь в толпу, он сказал себе, что Мара, увлеченная новыми планами, вскоре забудет о стычке с Джайкеном, а до тех пор лучше ей не перечить.
Люджан понимал, что госпожа ни днем ни ночью не забывает об Игре Совета — так именовалась закулисная борьба, составлявшая основу всей политики Цурануани. Мара неизменно преследовала одну цель: упрочение рода Акома. И друзья, и недруги успели понять, что некогда неискушенная девушка уже поднаторела в этой смертельно опасной игре. Она сумела избежать ловушки, расставленной Джингу из рода Минванаби, заклятым врагом ее отца, а потом сама раскинула сети заговора, да так, что Джингу ничего другого не оставалось, кроме как уйти из жизни во избежание позора.
Хотя одержанные Марой победы не сходили с языка имперской знати, сама она не собиралась почивать на лаврах. После смерти ее отца и брата линия рода грозила оборваться. Теперь Мара устремила все свои помыслы на то, чтобы выжить и пресечь любые происки врагов. Успех не вечен; кто сложил оружие, того можно взять голыми руками.
Даже после того, как виновник гибели ее отца и брата поплатился жизнью, успокаиваться было рано: кровавая вражда между Акомой и Минванаби разгоралась с новой силой. У Мары перед глазами до сих пор стояло искаженное ненавистью лицо Десио Минванаби, обращенное к ней во время траурной церемонии. Пусть Десио не унаследовал отцовского коварства — как противник он был не менее опасен. Переполняемый скорбью и злобой, он видел в Маре своего личного врага: ведь это из-за нее его отец, достигший вершин власти, покончил с собой, да еще в разгар празднества, устроенного в его же собственном доме по случаю дня рождения Имперского Стратега. А потом Мара торжествовала победу на виду у самых родовитых и могущественных столпов Империи, ибо празднество было в спешном порядке перенесено к ней в имение.
Как только Имперский Стратег в сопровождении знатных гостей покинул Акому, Мара задумала новый план укрепления своей власти. Уединившись с Джайкеном, она поделилась с ним намерением приобрести новых рабов, чтобы расчистить от лесных зарослей приграничные северные земли. К весне, когда у скота появляется приплод, она собиралась построить загоны и стойла подле засеянных пастбищ, чтобы стельные нидры могли вдоволь пощипать свежей травы.
Занимая второй по значимости пост в гарнизоне, Люджан давно усвоил, что благополучие Акомы зависит не от выучки и преданности армии, не от выгодных торговых предприятий и расчетливых вложений капитала, а от самых обыкновенных нидр — глуповатой шестиногой скотины. Именно нидры составляли основу семейного богатства. Для укрепления своего могущества Мара намеревалась первым делом увеличить племенное поголовье.
Люджан перевел глаза на повелительницу; та подобрала подол, чтобы не выпачкать платье из нежно-зеленой, хотя и недорогой материи, искусно расшитое по низу и у обшлагов силуэтами птицы шетра — той самой, что была изображена на гербе рода Акома. Его взгляду открылись сандалии на соединенных столбиками двойных подошвах, а над ними — изящные туфельки, недосягаемые для уличной пыли. Каждый шаг Мары по деревянным ступеням отдавался глухим стуком. Невольников выставляли для обозрения у подножия многоярусного помоста, возвышавшегося над рыночной грязью вдоль всего частокола и открытого любому дуновению ветерка. Чтобы хоть как-то защитить вельможных покупателей от палящего зноя, над проходами натянули выцветший полотняный навес.
По мнению Люджана, затененные галереи с рядами деревянных скамеек таили не меньше опасностей, чем ночные закоулки. Когда его повелительница преодолела первый лестничный пролет, он легко коснулся ее плеча, но она метнула на него негодующе-вопросительный взгляд.
— Госпожа, — почтительно произнес Люджан, — если нас подстерегает враг, пусть он сперва увидит мой меч, а уж потом — твое прекрасное лицо.
Уголки ее рта едва заметно дрогнули, но улыбки не получилось.
— Льстец, — бросила она в ответ. — Однако ты прав. — Потом, немного смягчившись, добавила:
— Кстати сказать, Джайкен предрекал мне гибель не от меча высокородного правителя, а от рук варваров-невольников.
Мара собиралась приобрести недорогих пленных мидкемийцев. За настоящих рабов торговцы заламывали неимоверную цену, поэтому властительнице пришлось остановить свой выбор на варварах. Они отличались строптивостью, упрямством и полным отсутствием почтения к господам. Люджан не сводил глаз с Мары. Она едва доставала ему до плеча, но могла стереть в порошок любого, кто встанет ей поперек дороги. Ему был хорошо знаком решительный блеск этих темных глаз.
— Зато варвары смогут оценить тебя по достоинству, — не удержался он.
— Пусть только попробуют не оценить, — отчеканила Мара, — я их запорю до смерти. Что, если мы останемся к весне без новых пастбищ да еще выбросим деньги на ветер? Это будет только на руку Десио. — Она нечасто высказывала вслух свои опасения, и Люджан счел за лучшее промолчать.
Он двинулся по проходу впереди своей госпожи, положив ладонь на рукоять меча. Даже если Минванаби еще зализывали раны, у Мары хватало других врагов: завистники не простили ей стремительного возвышения. Они знали, что род Акома держится только на этой хрупкой, женщине, матери годовалого младенца. Ей всего-то двадцать лет, нашептывали им советники. Да, она проявила известную ловкость в борьбе против Джингу Минванаби, но скорее всего ей просто повезло; по молодости лет и житейской неопытности она неизбежно совершит какой-нибудь промах. Выждав случая, соперники набросятся на нее со всех сторон, словно свора хищников; от ее богатства и славы не останется и следа; священный камень натами, символ души и чести семьи, будет вкопан в землю гербом вниз кем-нибудь из них.
