Появление Солнце-Царя придало смелости росам. Приободрились и аргиппеи с удмуртами, завидев своих предводителей. Вишвамитра метнул длинное копьё, способное пробить насквозь воина в доспехах. Брошенное могучей рукой великана-шатрия, оно пронзило крыло аждахи и застряло в нём.
— Соколами! — скомандовал Волх, и его оборотни разом взмыли с седел стаей птиц, устремились к змею и принялись трепать его крылья, вырывая копья когтями и клювами.
Тем временем на горе одни удмурты перестреливались из луков с полубесами, другие забрасывали ров связками хвороста. Завидев летящую аждаху, все они в страхе рванули назад в лес, многие даже бросив с перепугу оружие. Остановила пешцев только внезапно вставшая перед ними стена огня. А перед ней стоял Сигвульф с поднятым мечом и крыл незадачливых ратников самой крепкой готской, венедской и сарматской бранью. Ободрённые его примером, сотники принялись вразумлять своих воинов древками копий и топоров и отборной удмуртской руганью. Смирные и рассудительные лесовики быстро поняли, что аждаха напала не на них, а идти на приступ лучше, чем в лесной пожар. Но лишь немногие заметили, что огонь ничего не жёг и исчез сразу, как только они повернули назад. А с раскидистого дерева спустилась Милана — прямо в объятия Сигвульфа.
Тем временем непривычная к отпору аждаха кое-как отогнала дымом соколов-нуров и собралась было лететь прочь. Но чары Саудева погнали её снова на людей. Описав дугу, змей обрушился на воинов, выхватил из седла и разом проглотил зазевавшегося всадника. Им оказался Пересвет. Гусляр метко стрелял из лука, но для воина был недостаточно проворен. Он и дружинником бы не сделался, если бы не красавица поляница Меланиппа, Чёрная Лошадка. Вот и теперь он постарался отличиться и попал-таки в глаз крайней змеиной голове, только уйти не успел... А у змея тут же выросла ещё одна, восьмая голова.
А Зореславичу уже подвели коня, и царь росов скакал навстречу дракону, и золотой луч бил из Чаши в чёрную морду твари. Змей изрыгал огонь и дым, и два пламени — доброе и злое — снова столкнулись в воздухе. Испугайся конь, поверни назад — и даже Колаксаева Чаша могла бы не помочь. Но ферганский конь был под Ардагастом, когда тот скакал в бой сквозь стену колдовского огня в Индии и в верховьях Днепра. И аждаха была для «небесного» коня и его всадника не намного страшнее, чем огнедышащий змей, выпущенный на росов литовским колдуном. Не боялся аждаху и саврасый конь Санага, знавший таких тварей ещё в подводУ л ном мире. И Ядыгар легко совладал со своим породистым сарматским скакуном. Но пока аждаха оставалась в воздухе, нанести ей ущерб было трудно. Вышата с Лютицей пытались чарами ослабить тварь, но приходилось то и дело отражать летевшие сверху, из городка, заговорённые стрелы или рассеивать накатывавшиеся оттуда волны колдовского страха.
Соколы-нуры снова набросились стаей на змея. Тот отбивался от них крыльями и хвостом, весь поглощённый схваткой с Зореславичем. С раненым крылом дракону было всё труднее держаться в воздухе. Длинный хвост то и дело задевал верхушку старой берёзы, что росла у подножия горы.
Мало кто обратил внимание на всадницу в кожаных доспехах, которая подскакала к берёзе и принялась быстро карабкаться по ней. То была Меланиппа. Вот она оказалась на вершине дерева, и в тот миг, когда хвост змея оказался совсем рядом, ухватилась за него и полезла вперёд, перебирая руками зубья гребня, который шёл по хребту чудища. Зубья становились всё выше и острее, царапали и рвали крепкую кожу штанов и даже панциря, но поляница упорно лезла, напрочь потеряв страх перед высотой. Кожаный шлем свалился с головы. Ветер трепал чёрные кудри, а в мозгу билась одна мысль — отомстить за Пересвета проклятой твари, которую не берёт даже солнечный пламень.
Одна из боковых голов обернулась назад, разинула пасть, готовая окутать амазонку ядовитым облаком. И тут вдруг в чешуйчатую шею впились зубы соседней головы — восьмой, только что выросшей. Всё тело аждахи задёргалось от боли, но остальные шесть голов были слишком заняты поединком с царём росов. За все головы думала и решала главная, рогатая. А она чувствовала: едва немного ослабнут злое пламя и ядовитый дым, как золотой огонь, сметя их преграду, оставит от голов одни обгорелые черепа.
Бывалые воины, затаив дыхание, следили за отчаянной поляницей. Её подруги кричали: «Держись, Лошадка!» Никто не обратил внимания на мужичка в сером кафтане и островерхой шапке. На неказистой лошадке подъехал он к берёзе, соскочил наземь и вдруг вырос в остроголового, покрытого серой шерстью великана ростом с саму берёзу. Как и всякий леший, Шишок мог сравняться ростом хоть с деревом, хоть с травой — смотря по тому, где стоял. Великан подпрыгнул, ухватил аждаху за хвост и потянул вниз. Змей ринулся вверх, чуть не оторвав лешего от земли. Тот обхватил ногами ствол и заорал во всё лешачье горло:
— Да рубите вы змеюку, пока берёза не сломалась! Он же меня унесёт, люби вас Яга, всех чертей мать! Лошадушка, тебе же всех ближе!
Меланиппа, чудом не свалившись со спины змея, уже добралась до его плеч. Полянина выхватила из-за пояса боевую секиру, лёгкую, но острую, и всадила её в основание шеи рогатой головы. Не всякий мужчина ударил бы с такой силой, как молодая воительница, готовая изрубить всех драконов, лишь бы отомстить за смерть мужа. Лезвие секиры рассекло мощную чешую, толстые мышцы и достигло сонной артерии. Увенчанная рогами огромная голова разом поникла. Беспорядочно махая крыльями, змей упал наземь. Оставшиеся головы бестолково ревели, плевались огнём и ядом во все стороны. Но десятки копий уже вонзились в тело твари, пригвождая её к земле. Обе огнедышащие головы Ардагаст сжёг пламенем Чаши. Ещё одну голову снёс Вишвамитра двуручным индийским мечом-кхандой. С остальными головами покончили Санаг, Ядыгар, Ардагунда и Ларишка. Но даже их великолепные мечи не смогли с одного удара перерубить толстые шеи. Ларишка, впрочем, осталась довольна: её кривой меч-махайра из индийской стали не уступил длинным сарматским клинкам.
Меланиппа слезла с огромного трупа змея, взглянула с вызовом в лицо Ардагасту и сказала:
— И долго бы ты, Солнце-Царь, дрался с этой ящерицей без меня, простой жрицы Артимпасы? Воевать с женщинами ты умеешь лучше.
Она гордо отвернулась и вдруг, уткнувшись лицом в плечо Ардагунды, глухо, навзрыд заплакала. Никто не упрекнул её за дерзость. Росы знали: Ардагаст убил в бою её мать, царицу амазонок Томиранду. А теперь ещё и гибель Пересвета, любимца всей дружины...
— Да что там... Все мы вместе одолели тварь эту, чтоб ей в яйце сдохнуть, — шмыгая носом, бормотал Шишок, уже принявший свой обычный вид.
Вдруг кто-то удивлённо вскрикнул. На месте отрубленной индийцем головы змея лежал молодой рыжий удмурт, неизвестно откуда взявшийся. Он с трудом встал на колени и тут же принялся кланяться Вишвамитре. Запинаясь и мешая сарматские слова с удмуртскими, пришелец объяснил, что был проглочен аждахой два года назад, а людей не ел, только скот, людей ела одна рогатая голова.
— Слышал я о таком. Тут нужен меч праведного воина. Вишвамитра, друг, отруби змею головы совсем, только главную не трогай, — сказал Вышата.
Проворчав, что это работа не для кшатрия, а для мясника или палача из самой низшей касты, индиец умелыми ударами отделил четыре головы. Воздух над ними задрожал, потемнел, и вот уже на земле лежали сармат, двое аргиппеев и Пересвет. Гусляр был цел и невредим, только в светлых волосах появились почти незаметные среди них серебряные нити. Меланиппа бросилась к мужу, помогла встать, потом крепко обняла руками за шею, словно боялась, что его опять унесёт злая сила.
