— А верно ли, что там, на севере, живут люди с конскими ногами? И люди, спящие всю зиму, как медведи?
Лицо Санага дрогнуло.
— То не люди, а дэвы, и их лучше не поминать. Их некогда разбил и загнал далеко на север великий воин Урал, что приехал в эту страну верхом на льве, а потом добыл в подводном мире белого крылатого коня. Но даже он не мог истребить всех дэвов. И страшен будет день, когда они вернутся с севера!
— Лев, крылатый конь — то звери Бога Солнца. Не он ли явился вам под именем Урала? — вмешался Вышата.
— Урал родился среди людей. Но жена его была солнечная дева — орлица Хумай, дочь Симурга, царя птиц. А сын звался Рос — «сияющий». Это он рассёк мечом Золотую гору, и оттуда потекла Белая Ра-река Солнца.
— Так говорите вы, мужчины, — возразила Зарина. — Мы, женщины, знаем другое. В этот край прилетел дэв-дракон и наслал засуху. Ни один воин не мог одолеть его. И тогда людей спасла крылатая Белая Богиня. Синица и бурундук указали ей путь к логову змея, златорогий олень бежал перед ней. Он и сбросил дракона в пропасть — в самую преисподнюю. А богиня золотой стрелой рассекла склон Золотой горы. Оттуда вырвался солнечный поток, и понеслась богиня вместе с ним по лесам, по долинам, на запад, на юг — до самого моря. Не её ли золотую стрелу вы ищете?
— Эта Белая Богиня, видно, Анахита, которую я почитаю! — воскликнула Ларишка. — Она воительница, и она же — река Ардви, что падает со звёзд на гору, высокую, как тысяча мужей, а оттуда — на равнину, и течёт к морю, через тысячу проток и тысячу озёр.
— Да, это похоже на Pa-реку в её низовьях. Я переезжал её там отроком, — сказал Ардагаст.
— Анахита — наша Артимпаса-Морана. Слышите, девочки? Река эта — наша! — обернулась к своим поляницам Ардагунда.
— Солнечная река для всех добрых людей — своя, — улыбнулся Вышата. — Что её делить? А для злых есть своя река — Чёрная.
Рать приближалась к Черной реке, и аргиппеи всё злее ругали её хозяев. Девата захватили лучшие пастбища, безнаказанно похищали женщин, вымогали всё больше скота для аждахи — кто разберёт, что пожирает змей, а что — полубесы? А рогатый колдун был не только жаден до всяких даров, но и падок до женщин: возрождал понемногу обычай отдавать невесту на первую ночь шаману. И не принуждал никого, только пугал гневом и кознями духов, которых и верно лучше него отогнать никто не мог. Да, жалеть бесово племя здесь было некому, кроме разве что царя росов и его нещадного в бою, но отходчивого племени.
Наконец впереди показалось устье Черной. Твердыня девата стояла чуть выше по её течению. Пешая рать двинулась туда напрямик через холмы, конная — поймой реки. Ардагаст сразу узнал виденную им во сне высокую гору с обрывистыми склонами. Эти склоны защищали её с двух сторон, а с третьей был глубокий ров и вал с частоколом. На южном склоне чернело отверстие пещеры — логова аждахи. От него вниз шёл удобный спуск — тропа, которую проложил огромным телом змей, спускаясь к воде.
Ардагаст, Санаг и Ядыгар спешились и пошли к пещере. Три вождя, поклявшиеся на мечах, должны были поразить змея или погибнуть. Вместе с ними шли Ларишка, Вышата — хранитель Колаксаевой Чаши — и Лютица. Командовать конницей остался Вишвамитра, пеших удмуртов вёл Сигвульф, с которым пошли также Акмар и Милана. Чёртов городок — гнездо колдуна — без чар было не взять.
Зореславич уже подошёл к зеву пещеры, когда с вершины горы донёсся знакомый голос:
— Солнце-Царь! Ты выбрал плохое время для подвигов. Скоро день смерти Колаксая. Бог Солнца из пещеры каждый день выходит, а ты можешь и не выйти!
Ардагаст поднял голову:
— Да, я не Даждьбог-Колаксай. Я только царь росов. Когда я вступил на Путь Солнца, я знал, что у него есть конец. И не тебе, чёрный шаман, меня им пугать! Бойся сам: уж твой-то путь в пекле окончится.
— А на Пути Солнца всякий конец есть новое начало. Этого тебе твои духи не говорили? — сказал Вышата.
Волхв вынул из простой дорожной сумы Огненную Чашу Колаксая. Зореславич взял её в левую руку, в правую — меч Куджулы и первый шагнул во тьму. Пальцы привычно ощутили чеканные изображения: древо с двумя птицами — Мать Богов, лев, терзающий оленя, и барс, убивающий вепря, — её сыновья, Даждьбог и Перун. Чаша, выкованная самим Сварогом из солнечного золота, могла загореться небесным огнём лишь в руках избранника богов. Его, Ардагаста, сына Зореслава. А могла и не загореться. Ибо сила Огненной Правды, скрытая в солнечном огне, служит только достойному и сама решает, как проявить себя.
Вот и теперь на дне Чаши появился лишь золотистый огонёк, едва рассеивавший тьму. В пещере стояла густая змеиная вонь. Под ногами чавкал помёт, хрустели чьи-то кости. Далеко впереди вспыхнула пара красных огней, потом ещё и ещё — всего четырнадцать. Возьмёт ли индийская сталь драконью чешую? Вся надежда на Колаксаеву Чашу. В крайнем случае — выманить тварь наружу, на копья и стрелы испытанной дружины.
Тварь не движется — ждёт. И вдруг смрадная пещера враз озарилась пламенем, вырвавшимся из семи пастей, огласилась шипением, рёвом, воем семи глоток. Сердца воителей на миг замерли. На миру и смерть красна, а здесь, в вонючей пещере...
— Слава! — выкрикнули венедский клич Ардагаст с Ларишкой.
Санаг отозвался сарматским кличем «Мара!» — «смерть». «Инмар!» — призвал своего бога Ядыгар. Зореславич направил Чашу венчиком вперёд. Мягкий золотистый свет разлился по пещере, и дракон... пропал. Лишь большой филин бестолково метался под потолком.
— Морок! — выкрикнул Вышата и набрал в грудь воздуха, чтобы послать подальше духа-обманщика, но Лютица толкнула мужа локтем:
— Не вздумай материться! Кругом же Мать Сыра Земля!
— Да уж знаю, куда их слать! — проворчал досадливо Вышата. Его, великого волхва, провёл какой-то шаманский дух! Но и силён, однако, морочить...
А четверо воинов облегчённо расхохотались. Но долго смеяться не пришлось. Снаружи донеслись рёв и шипение гораздо громче и яростнее тех, что издавал хитрый филин. Потом — крики, свист стрел, испуганное конское ржание. Все шестеро поспешили к выходу. С белёсого осеннего неба на конников неслась громадная семиголовая тварь, покрытая блестящей аспидно-чёрной чешуёй. Самую большую голову увенчивали длинные острые рога. Три огненные струи били из трёх пастей, превращая всадников в почерневшие трупы. Четыре боковые головы изрыгали жёлтый яд, настигавший воинов то дымом, то губительными каплями, вмиг разъедавшими кожу.
Одни лошади мчались прочь, унося мёртвых всадников. Другие метались в ужасе, не слушая уже ни узды, ни плети. Третьи спасались бегством вместе с хозяевами. Конница превратилась в беспорядочное скопище. И это были лучшие воины трёх племён! Более стойкими оказались росы, уже имевшие дело с чудовищами и чарами. Росские стрелы летели в аждаху, но не могли ни пробить чешую, ни повредить крылья — они у змея были не перепончатые, а покрытые густыми перьями. Не удавалось достать чудище и длинными копьями.
Заметив выходивших из её логова людей, тварь развернулась и устремилась на них. Ардагаст направил в её сторону Колаксаеву Чашу. Золотой свет ударил навстречу аждахе, разлился сияющей стеной, и струи огня и жёлтого дыма, наткнувшись на неё, бессильно заклубились, заметались. Чудище ещё разок взмахнуло крыльями — и с рёвом отпрянуло назад: солнечное пламя обожгло самую большую морду.
