– А у меня завелся зять,Крутая стать, да неча взять,Не то беда, что стану тестем,Да, блин, придется ж с тещей спать!
За поворотом раздался дружный гогот, затем радостные вопли. Какое-то время Юмья не обращала внимания на шум из каморки стражников, потому что ей в ладонь ткнулся влажный нос Нонны, а о ногу потерся шелковый бок кота. Она схватила Ваську на руки:
…только прогнал карнаухого кота, распушил хвост перед белой красоткой, как пришла эта желтая страшила… досадно…
– Вася, мы сейчас пойдем выручать нянюшку. Ты нам нужен!
…вот так всегда, на самом интересном месте… ясно же, куда вы без меня… ну ладно, нужен так нужен… вот он я…
Собака боднула девочку лобастой башкой. «Пошли», – шепнула Юмья и побежала известным уже путем. Тощой и Толстяк счастливо сопели носами на столе, старшина осел на лавке.
Старик крутился около дверцы, ведущей к подвалам:
– Темно как у черта в заде, веди уже, куда там!
Петли завизжали так, что оба вздрогнули: не проснулись ли стражники. Но булькающий хор в караулке звучал по-прежнему слаженно, с хрюканьем и посвистом.
– Да, хороша кумышка у тебя, пигалица, – с уважением вздохнул дед. – Чуть сам не свалился. Умудрился подменить запазушной, а то бы валялся тама четвертым!
Фонарь, прихваченный из караулки, чадил немилосердно. Дед запалил от него прихваченный факел:
– Вот она, яма. Ну тьма египетская же. Эгей, как вы там? Это Шаркан с Юмьей!
– Спаси вас Господь! – послышался моньин голос снизу.
– Дед, веревку прихватил? – прогудел Бальзяшур.
– Лови давай, токмо могем мы с Юмьей не вытянуть тебя, тяжеленек ты будешь, воевода!
– Чего меня тянуть, ты привяжи куда веревку, я сам вылезу.
Через минуту грязный, избитый, вонючий великан выбрался наружу.
– Эй, ты обниматься не лезь, буду потом как ты чесаться. Как барона вынать будем?
– Спасибо тебе, отец. Полотна не раздобыл ли?
– Вот, зипун конюший, да вожжей набрал, больше не нашел чего.
– Пойдет! Сейчас упакуем в лучшем виде! – и воевода, схватив в охапку поданный узелок, сполз вниз.
Во второй раз он поднимался куда менее резво. Но поднялся-таки, с примотанным вожжами грузом. Дед бережно принял безжизненное тело, сбросил веревку снова, подергал:
– Хорошо привязалась? – и протянул конец воеводе. Тот вытянул старушку одним движением, как рыбку из реки:
– Монья-апай, если на плечи его взять, как, донесу?
– На все Божья воля, должен бы, – шепнула старая Монья, обнимая вцепившуюся в нее девочку. Юмья обхватила нянюшку, сразу забыв про замотанного больного, которого Бальзяшур принял на руки, как младенца. Барон оказался старый, лет двадцати, а то и больше.
– Святой Володимир, а это кто? – чуть не выронил барона воевода, увидев немигающие желтые глаза.
– Это Нонна, она моя подружка, она меня сюда провожала, – тихонько сказала Юмья. – И Васька еще с нами!
– Скорее бы, а? Светает уже! – Шаркан уже открывал дверцу караулки. Оттуда плеснуло сивушным духом и так грянуло храпом, что Монья перекрестилась:
– Эка их!
– Это мы их кумышкой на табаке с ведьминой метелкой! – гордо сказала Юмья, пробираясь вперед. – А дедушка там тележку наладил, только как из замка выезжать будем, не знаю, а то ворота заперты и мост поднят!
