Впереди ждала музыка и дубовый паркет.
Закончилась познавательная беседа о чудных деревьях и чудесных кустарниках.
Начинался бессловесный диалог.
Переглядывание логично должно было завершиться танцем.
И вот громко зазвучала задорная мелодия.
Голландский специалист по тюльпанам пригласил американскую специалистку по розам в круг.
Она ответила короткой улыбкой, метнула руки на плечи субтильного партнера, откинулась назад, отклонила голову и, отключившись от всех тревог и вопросов, отдалась стихии отточенных до автоматизма движений.
Казалось, голландец тоже не думал о том, что делает.
А великолепная мелодия заставляла то переплетаться в страстном вихре крутого поворота, то резко цепенеть и замирать, чтобы через мгновение отпрянуть друг от друга, как совершенно незнакомые люди, и начинать постигать друг друга заново…
Это была увлекательная игра, и обоим не хотелось, чтобы она кончалась.
Они не замечали окружающих, вдохновенно исполняя знаменитую «Кумпарситу».
И в блистательном финале специалистка по розам поняла, что теперь между ней и специалистом по тюльпанам возникло что-то более серьезное, чем селекционный флирт.
Потребовалась срочная передышка.
Только тут она почувствовала, как зверски устала за сегодняшний длинный-предлинный день.
Тело предательски заныло в области позвоночника.
В ногах болезненно засвербило.
Возраст взял свое – и то, что в молодости давалось легко, теперь оказалось непосильным.
Похоже, и голландец тоже изрядно утомился.
Они долго сидели за столиком, счастливые и усталые от бурного дня.
И, поглощая горячее ризотто, улыбались друг другу поверх блюд и бокалов.
Внезапно она вдруг поняла, что элементарно влюбилась в этого невзрачного странного мужчину с репутацией чудака.
Председатель отборочной комиссии не стал возражать, когда партнерша сообщила, что ей нужно срочно позвонить в Батон-Руж, в Луизианский университет, дочери-аспирантке.
Тактичный голландец удалился к бару, где заказал фирменный коктейль.
Бойкая американка уединилась с мобильником в угол, под алжирскую пальму.
Счастливая мать торопилась сообщить незадачливой дочери об очередной амурной победе, не подозревая, что получит встречное признание.
11. Обоюдное признание
Глория Дюбуа из Батон-Ружа долго не отвечала на вызов.
Но вот наконец голос из скучной Луизианы прорвался в блистательный Париж.
– Ма, как прошло ботаническое рандеву?
– Изумительно, бэби.
– Надеюсь, ты отыскала розы наших предков.
– О да! Но только мне весьма не понравилось их нынешнее расположение в каком-то дальнем углу.
– А что тебе еще не понравилось?
– Мамонты!
– Ма, перестань меня разыгрывать. Я все равно не поверю, что в Париже водятся доисторические гиганты.
– Гло, я не виновата. Просто кому-то в Сорбонне ударило в голову что-то покрепче абсента.
– Ты о чем, Ма?
– В Ботаническом саду среди прекрасных деревьев и уникальных цветов понапихано полное безобразие!..
– Уточни, пожалуйста.
– В общем, там красуются скелеты динозавров и чучело мамонта!
– Как хорошо, что в нашем родном Национальном парке нет такой эклектики…
– Что эклектика, то эклектика. Мой голландский Тюльпанчик на фоне вымерших монстров казался таким невзрачным и плюгавеньким.
– И к тому же абсолютно лысый.
Ироничная дочь и восторженная мать в унисон рассмеялись, объединив безудержным весельем галльский вечер и луизианский день.
– Ма, судя по твоему ласковому голоску, ты запала на председателя отборочной комиссии.
– Да, Гло, да…
– Надеюсь, это пойдет на пользу моей Безымянной Красавице?
– Голландец уже сказал, что сделает все, что в его силах, чтобы убедить остальных членов комиссии включить твою замечательную розу в каталог Всемирной выставки цветов.
– Ты уверена, что это были искренние слова?
– Без сомнения, бэби.
– Он что, успел объясниться тебе в любви?
– Нет еще. Но его поведение говорит само за себя. Уже возле розария я заметила, что голландец больше обращает внимания на меня, чем на экспонаты.
– Занятно!
– Может, хватит перебивать влюбленную мать?
– Ладно, рассказывай.
– И чем дальше мы шли, тем меньше он глядел на розы и тем больше на меня, и тем меньше мы говорили о розах и тем больше – о другом…
– О чем?
– О жизни!
– Можешь не продолжать.
– Тебе, Гло, неинтересно слушать про мои амурные похождения?
– Просто, Ма, я хочу тебе сообщить нечто сногсшибательное!
– Ты наконец придумала имя Безымянной Красавице?
– Нет, гораздо круче. Ма, я умудрилась сегодня в библиотеке влюбиться.
– В кого?
– Еще не знаю.
– Как это?
– Я влюбилась! В незнакомца. Влюбилась, похоже, окончательно и бесповоротно!
– Как и я.
Наступило молчание.
И в шумном Париже, и в тихом Батон-Руже.
– Бэби, но это замечательно… Великолепная параллельность чувств. Твоя первая любовь – и моя последняя… В один и тот же день… Это чудо, Гло!
– Ма, а ты веришь в гадание?
– На розах?
– Да.
– Гло, не верь в антинаучные методы, верь исключительно собственному сердцу и уму.
– Но, Ма, сегодня утром розы выдали весьма странную комбинацию: взяли да распустились одновременно.
– Гранд Маман тебе сказала бы, что это означает всего лишь неясность в обоюдных отношениях.
– Получается, я влюбилась с первого взгляда, а мой избранник остался равнодушным ко мне?
– Гло, не переживай! Парень из библиотеки в конце концов поймет, что тебя нельзя не полюбить.
– Ма, ты уверена?
– Больше чем… По крайней мере, наука еще не изобрела бронежилета от амурных стрел.
– Ладно… Ответное чувство – дело времени, а вот как убедиться, что моя влюбленность настоящая, а не мимолетная дурь и однодневная прихоть?
– Не торопись, бэби, не торопись. Все вскоре выяснится само собой.
