— Папа, здесь есть дятлы?
— Не бойся. Мы ведь в лес не полетим, только рядом. Здесь наша дорога.
Но едва папа успел договорить, как из леса на них вылетело и так зашумело, и так зарокотало, и тут же обрушилось на бедного Малыша. Ах, как он закричал!
— Папа, папа — папа, папа!
— Ну, хватит, молчи уже! Не бойся! Это ведь не дятел, а майский жук.
Но Малыш всё кричал и ёжился, и прятался, пока жужжание не прекратилось.
— Ну, Малыш, ты не должен бояться, — утешал его крёстный. — Видишь его вон там, это майский жук. Он нас, наверное, испугался, нас ведь трое.
— Но оно же так гудело!
— А это майские жуки так жужжат.
И они летели всё дальше, пока на опушке леса что-то не показалось.
— Папа, посмотрите вон туда, что это? Такое огромное.
— Это домик лесника.
— Какой он большой! А это двери там наверху посередине?
— Да нет, это окошко.
— Ну и большое же оно. А зачем под тем окошком и вокруг выложены брёвна?
— Это не брёвна, а поленья, чтобы леснику было чем топить.
— Надо же! Папа, а кто такой лесник?
— Смотри, он как раз идёт нам навстречу.
И навстречу им шёл лесник. Он был такой большой, в широкой шляпе с пером, на боку сумка, а через плечо огромное ружьё.
— Папочка, я боюсь.
— Ну, не бойся! Он обрадуется, когда мы ему посветим.
И они полетели и светили, а он обрадовался и смотрел им вслед.
— Папа, а почему лесник не спит?
— Он же должен следить.
— За чем?
— За лесом, чтобы его люди не обокрали.
— Папа, а разве люди крадут?
— И крадут, и ни капельки не стыдятся, как будто друг друга не любят.
— Я бы им тогда не стал светить. А лесник, он же не ворует?
— Нет, этот нет. Но если Господу Богу угодно, чтобы мы им светили, то мы должны светить, воруют ли они или не воруют.
Так они летели, смотрели по сторонам и разговаривали. Но тут перед ними вдруг что-то страшно загудело. Оно было такое огромное как туча, глаза — как горящие угли, и большой загнутый клюв, а когти, ну просто ужас, у Малыша душа ушла в пятки.
— Папа, папа — папа, папа! — и он уже падал на землю, прятался в траву и думал, что дятел его вот-вот проглотит.
Папа тут же подлетел к нему, и крёстный тоже.
— Ну же, не бойся, Малыш, не бойся! Это не дятел, это сова. Она нам ничего не сделает. — Но Малыш словно бы не слышал. А когда всё же пришёл в себя, начал плакать.
— Папа, я домой пойду, ну папа, я пойду домой.
Но папа и крёстный его отговаривали.
— Нет, Малыш. Не надо! Что бы дома крёстная, Голубка и Яночка подумали! Ты не должен бояться! Светлячки ничего не боятся. Это сова была, а она жучков не ест!
— Она жучков не ест?
— Нет. Жучок для неё слишком мало. Она лучше какую-нибудь мышку или лягушку.
И они опять полетели. Долго ещё летели, как вдруг что-то так грохнуло, что все вздрогнули. Но папа тут же Малыша успокоил:
— Слышишь, наверное, лесник ту сову подстрелил.
И крёстный был того же мнения, тогда Малыш повеселел, и полетел, и всё светил и светил.
Лес кончился, и начался спуск в прекрасную долину. На склонах были виноградники с премиленькими домишками, и такой аромат! — такой чудный аромат.
И пока они так летели, увидели двух светлячков.
— Видишь, Малыш, вон там! — указывал крёстный. — Тот маленький сегодня тоже первый раз летит. Я их знаю, они совсем недалеко от нас. Живут в валежнике. Видишь, он ничего не боится.
— Я, крёстный, тоже уже не боюсь.
И Малыш уже не боялся.
А когда они поравнялись, папа и крёстный прокричали:
— Бог в помощь!
И Малыш тоже сказал:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И те оба ответили:
— Бог в помощь! Бог в помощь! — и маленький тоже.
А когда они пролетели ещё немного, светлячки уже мелькали то тут, то там, старые и молодые, большие и маленькие, и всякий раз говорили:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
И снова:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
Когда же кончились виноградники, начались прекрасные сады, а в тех садах большие красивые дома, сад возле сада и красивый дом рядом с красивым домом.
— Малыш, крылышки у тебя не болят? — спросил папа.
Малыш ответил, что вовсе ничуточки.
— Давайте всё-таки присядем, чтобы немного отдохнуть, — советовал папа.
Но Малыш снова — что вовсе ни к чему.
Лишь когда крёстный сказал, что у него уже болят крылышки, только тогда Малыш согласился чуть-чуть присесть. И они сели в саду на грушу, на самый верх и стали смотреть.
Месяц выглядывал из-за туч, там и тут мерцали звёздочки, и везде было полно светлячков. Ничего нигде не шелохнулось, даже листва не шелестела. Люди сладко спали, только в одном-единственном окне под самой крышей было светло. Вдруг где-то внизу раздалось: «Кукареку! Кукареку!»
— Папа, что это!
— Это петух, где-то в курятнике. Подожди, сейчас какой-нибудь отзовётся.
И тут же рядом отозвалось: «Кукареку! Кукареку!» И сразу же чуть дальше: «Кукареку! Кукареку!» И снова: «Кукареку! Кукареку!» Но уже вдали, так что почти не было слышно. И вот то самое окно открылось. Высокая, полная женщина с двумя красивыми каштановыми локонами смотрела по сторонам, вниз и вверх, обводила глазами всё небо, все звёзды и всех светлячков. Она что-то говорила, но что именно, было непонятно. Потом окно снова закрылось, свет пропал. И тут же появился в соседнем окне, потом сразу в третьем, а через минуту в четвёртом, пока не исчез. Похоже, мама пошла проверить детей.
И светлячки снова полетели, слева крёстный, справа папа, а Малыш посередине. Из сада в сад, пока сады не кончились, и вот на холме показался красивый город. Высоченная башня, а на ней четыре маленькие башенки, вокруг одни только дома, сплошь усеянные окнами. Но все спали. Нигде ни человечка, ни огонька. И так они летели, а когда долетели до конца улицы, послышались какие-то всплески и журчание.
— Папа, что это?
— Да это вода. Скоро мы уже будем на площади.
