Мечта о достижении расового мира в Америке не умирает, попытки её осуществления делаются на многих фронтах. Но добровольная сегрегация упорно являет себя в выборе мест проживания, в выборе церквей, в выборе друзей и соседей, даже в выборе развлечений и мод. Однажды мне довелось во время очередной славистской конференции в штате Делавер обедать в университетской столовой. Я был поражён, увидев, как строго соблюдался добровольный раздел: без всяких запрещающих табличек чёрные студенты усаживались за одними столиками, белые – за другими. Видимо, благонамеренным реформаторам в штате Делавер предстоит ещё очень много работы.
Вопрос о том, существует ли врождённое неравенство умственных способностей различных людей и можно ли измерять его существующими тестами IQ и SAT, был и остаётся темой самых жарких дебатов в Америке. В 1994 году много шума наделала книга Ричарда Херренштейна и Чарльза Мюррея «Кривая Гаусса». Авторы решительно и аргументированно отвечали «да» на поставленный вопрос, но также описывали, какие опасности подстерегали каждого, кто осмеливался обсуждать его вслух. «Их карьера, семейная жизнь, отношения с коллегами, даже личная безопасность оказывались под угрозой. Зачем открывать рот, когда никто не тянет тебя за язык? Исследования умственных способностей продолжались, но только в тишине научных кабинетов»[29].
В реальной жизни получение высшего образования, конечно, способствовало продвижению индивидуума по лестнице успеха и, в той или иной мере, выносило его в элитарные группы, управляющие социальными процессами в государстве. Однако внутри этих групп наметился резкий идейный раскол, который в других своих книгах я обозначил терминами «уравнители» и «состязатели»[30]. Склад ума уравнителей влечёт их заниматься профессиями, связанными с хранением, обменом и анализом информации: журналистика, юстиция, преподавание, филология, научные исследования и так далее. Склад ума состязателей помогает им преуспевать во всех отраслях деловой жизни, в бизнесе и коммерции. Первые становятся «хозяевами знаний», вторые – «хозяевами вещей». И мера их взаимонепонимания только возрастает год от года.
Тот же самый раскол мы видим и в других демократических странах, и он наглядно отражён в существовании в каждой стране двух главных партий, условно говоря – либералов и консерваторов. Хозяева знаний составляют ядро либералов, хозяева вещей – ядро консерваторов. В своих предвыборных обещаниях консерваторы обещают улучшить и увеличить объём производимой продукции, а либералы – улучшить распределение производимого.
Понятно, что улучшение распределения должно соответствовать идеям Справедливости. А там, где на сцену выходит богиня Справедливость, она тянет за собой своего любимого сыночка по имени Равенство. И конечно, для двух этих божков нового язычества идея врождённого неравенства людей должна казаться самой опасной гидрой, головы которой герои новой мифологии должны отсекать своими перьями и компьютерами безжалостно и неутомимо.
Именно этой «священной» войной и занимаются уравнители, захватившие все ключевые позиции в американских университетах. Обладая даром красноречия и апеллируя к возвышенным идеалам свободы, разума, терпимости, они легко заражают юных выпускников вирусом благих намерений, который позволит им в будущем закрывать глаза на грубую низменную реальность.
О засилье лево-либеральной идеологии в университетах много писал известный социолог Давид Горовец, в таких своих книгах, как «Однопартийная аудитория», «Промывка мозгов», «101 самый опасный профессор в США», «Новый Левиафан»[31]. Обследование, проведённое в 2002 году на гуманитарных и политико-социальных факультетах девятнадцати главных университетов, показало, что среди профессоров число демократов превосходит число республиканцев в восемь-десять раз[32].
Как это ни парадоксально, жизненная ситуация американского профессора во многом стала похожа на ситуацию советского члена номенклатуры. Судьба обоих зависела не от реальных профессиональных свершений, а от того, как он выглядел («сколько он весил!») в глазах своих коллег и вышестоящих. Оба достигли завидного статуса «непогрешимости суждений». Если реальная жизнь отказывалась соответствовать этим суждениям, она либо замалчивалась, либо объявлялась злобными происками врагов всего правильного и высокого. Конечно, разница – и огромная! – состояла в том, что ошибочные суждения и распоряжения номенклатурщика несли разорение его стране, а мнимая непогрешимость американского профессора наносит ущерб только моральному состоянию общества. Но эти невидимые утраты и ослабление духовных устоев могут привести к изменениям роковым и необратимым.
Стремление человека к статусу «непогрешимого» пронизывает всю историю цивилизации. Похожие явления можно было наблюдать и в средневековой Европе. Там в университетах доминировала католическая церковь, которая тоже была непогрешима во всех своих мнениях и суждениях. У неё находились ответы на все трудные вопросы бытия, объяснения всех бедствий и катастроф. Неурожай, падёж скота, эпидемия чумы? Это ведьмы, колдуны и еретики насылают чёрной магией несчастья на добрых христиан и всех бы давно погубили, если бы святая инквизиция не отыскивала их и не сжигала без устали. Крестовые походы терпят поражения от рук неверных? Это потому, что погрязли в грехах, а надо послать на завоевание Иерусалима невинных детей, и тогда Господь дарует им победу. Полчища диких кочевников надвигаются из азиатских степей, осаждают города? А вот мы выйдем им навстречу, неся мощи наших святых праведников, отгоним их горячими молитвами к Богородице.
Не зря Томас Соуэлл окрестил интеллектуальную элиту сегодняшней Америки словом «помазанники» (anointed). «Дело не в том, что их взгляды как-то особенно злонамеренны или ошибочны. Дело в том, что их стратегия включает один опаснейший ингредиент – неуязвимость для опровержений реальностью. Именно поэтому помазанники могут повести общество по опасному курсу до непоправимой катастрофы… Несмотря на свободу слова и печати, их методика отбрасывать всё, что противоречит их виденью мира, оказывается невероятно эффективной»[33].
Можем ли мы ожидать, что молодой человек, оканчивающий университет и вступающий в деловую жизнь страны, окажется свободным от влияния идей и методов, внушавшихся ему красноречивыми профессорами и журналистами, иллюстрировавшихся яркими фильмами и книгами? Тот же Соуэлл признаётся, что в молодые годы он был необычайно увлечён социалистическими идеями, даже написал книгу «Марксизм»[34]. Социальные процессы в современном мире так сложны, что проследить и убедительно продемонстрировать их взаимодействие друг с другом крайне трудно. Однако грубая реальность рыночной экономики очень скоро начнёт наносить такие тычки и оплеухи выпускнику, к каким его совершенно не готовили профессора-помазанники.
