ГЛАВА ПЯТАЯ
В доходном доме миссис Макриди обитала весьма разношерстная публика. Верхний этаж представлял собой достаточно большую территорию, разделенную тонкой картонной перегородкой, по обе стороны которой проживало по семейной паре. Мужчины были торговцами и владели лотком на улице, их жены работали вместе с ними. Одна пара продавала дешевую рыбу — селедку, кильку, — а также моллюсков; вторая специализировалась на яблоках или картофеле, в зависимости от сезона. Если товар начинал портиться или его оказывалось слишком много, они делились с другими жильцами миссис Макриди, всегда приходившими в восторг от такой щедрости.
Ниже, на четвертом этаже, жил мистер Гэлбрейт, приходивший и уходивший среди ночи, всегда в разное время, обычно в смокинге; а в соседней с ним комнате проживали Картрайты, ирландское семейство с целым выводком неугомонных детей. Картрайты торговали спичками, подбирали сигаретные окурки, бегали по поручениям, а самый младший, мальчик лет двух, служил приманкой. Он прикидывался потерявшимся, привлекая внимание прохожих, а его старшая сестра очищала карманы тех, кто останавливался, чтобы помочь. Грейс и Лили жили на третьем этаже, в комнатушке рядом с болезненной пожилой парой, мистером и миссис Биль: оба они очень плохо видели и торговали на улице шнурками, чтобы избежать расставания в работном доме. Старики ужасно страдали из-за того, что им приходилось жить прямо под шумными Картрайтами, которые входили в дом и выходили из него в любое время дня и ночи.
В комнатах второго этажа, по соседству друг с другом (чтобы удобнее было скандалить), обитали две семьи: Вильсоны и Поупы. Вильсоны (мать, отец и трое детей) работали подметальщиками и контролировали лучшие сточные канавы во всем Севен-Дайлз. У их соседей, Поупов, детей было четверо, и на работу они еще не ходили, а потому брались за любое дело, которое им подворачивалось: собирали лохмотья, конский навоз, выделывали трюки на потеху публике или, если наступали тяжелые времена, просили милостыню и даже воровали. У мистера Поупа также был талант: он превосходно разукрашивал птиц, и не один невзрачный зяблик, попав в комнату мистера Поупа, покидал ее пределы уже свежевыкрашенной, разноцветной райской птичкой («Большая редкость, мадам. Мне его привез из заморских далей кузен-матрос»).
После неудачи с чайником Лили вернулась в комнату в чрезвычайно мрачном настроении. Она обратилась к своим сокровищам: полированной устричной раковине, иностранной монетке и другим, практически бесценным, вещицам, которые хранила в старой коробке из-под сигар, — но даже они не успокоили ее. Второй день подходил к концу, а Грейс все еще не вернулась. Что же теперь делать? Нужно ли сообщить об этом миссис Макриди? Лили снова охватил страх: а что, если Грейс уже никогда не вернется? Ей придется пойти в приход и рассказать об этом. Придется отправиться к церковному сторожу, этому большому страшному человеку, и сказать, что ей нечем платить за жилье, тогда он отправит ее в работный дом — а если она туда попадет, то уже никогда не выйдет обратно. Ее запрут навсегда, ей побреют голову, кормить станут одной репой и заставят носить комбинезон из мешковины, от которого тело будет ужасно чесаться. Если папа вернется, он ни за что ее не найдет. Зато ее найдет тот, другой, подумала Лили и задрожала: тот однорукий, который пришел среди ночи и лег в постель рядом с ней. Почему она тогда не закричала? Почему не рассказала Грейс? Лили не могла перестать думать о нем и в результате так перепугалась, что стала отчаянно, истерически рыдать.
Грейс, входившая в дом, услышала горький плач и бросилась вверх по лестнице с такой скоростью, какую позволяли ее юбки.
— Лили! Что стряслось?! — встревоженно воскликнула она и крепко обняла сестру. — Почему ты плачешь? Все хорошо, я уже дома… Я дома. Ш-ш! Расскажи, что случилось.
Лили шмыгала носом и всхлипывала, наслаждаясь заботой Грейс. Однорукий мужчина остался в прошлом, и она не хотела говорить о нем, но, разумеется, были и другие причины для слез. Как это у Лили иногда случалось, граница между действительностью и выдумкой немного размылась.
