– Как же холодно.
– Да, потому-то отец Бреннан и решил не откладывать все на потом, – ответил он, подвигая ее в угол коляски. Он расправил складки своего плаща и набросил свою накидку, которая укутала их обоих.
Он показал ей несколько впечатляющих зданий, таких как Тринити-колледж и кафедральный собор Христа, пока они ехали по заснеженным улицам, и Мюйрин невольно призналась себе, что, несмотря на все трудности, ей нравилась эта импровизированная экскурсия по городу. Она с интересом разглядывала все, на что указывал ей Локлейн, и явно наслаждалась этим.
Над Ирландией часто посмеиваются как над неспокойной и отсталой, однако Дублин оказался вполне современным европейским городом.
– А Австралия, какая она из себя? – начала она. Коляску все бросало из стороны в сторону по ледяной дороге, и они случайно оказались в объятиях друг друга.
– Иногда там очень жарко, а порой везде очень холодно, а в Мельбурне в это время идет дождь. Я работал по всей стране, в основном с домашним скотом, но иногда занимался и плотницким делом, и кузнечным, – я этому научился за годы, проведенные в Барнакилле. Часть страны похожа на пустыню, на несколько миль ни одного зеленого куста. После Ирландии я никак не мог свыкнуться с отсутствием растительности. Поэтому мне пришлось вернуться. Когда сестра написала мне, что Августин просит меня вернуться обратно и заниматься тем, что я делал, еще когда был жив его отец, я решил не упускать этот шанс, – сказал он. – Я заработал достаточно денег, чтобы мы с сестрой могли спокойно существовать, но все же слишком мало, чтобы завести собственное имение, как когда-то мечтал.
– А ваша сестра? Расскажите мне о ней, если, конечно, это не слишком личный вопрос, – робко попросила Мюйрин, вспоминая, как он помрачнел утром, когда она упомянула Барнакиллу.
Но на этот раз Локлейн улыбнулся.
– Циара очень талантливая девушка, умная, сообразительная, прекрасно шьет, готовит, убирает. Она выполняла у Августина работу по дому, хотя в последнее время больше занималась шитьем и стиркой.
– Почему же?
Локлейн незаметно ушел от ответа, сказав лишь:
– Мы почти приехали.
Он рассеянно поправил ее локон, выбившийся из-под шляпы, и его теплые пальцы легко скользнули по ее мягким щекам.
Он улыбнулся.
– Прекрасна, как с картинки.
Он чуть было не стукнул себя по лбу, поняв, что болтнул что-то непристойное женщине прямо перед похоронами еемужа. Но она, похоже, не заметила этого комплимента и просто поблагодарила его, натягивая перчатки.
Он вылез из коляски первым и помог спуститься Мюйрин, схватив ее под руки и прижав к себе, и отпустил, лишь когда она твердо стояла на ногах. Затем он взял ее за руку и подвел к краю могилы. Он укутал ее своим плащом и прижал ее к себе, чтобы во время церемонии она чувствовала, что он рядом.
Локлейн был действительно странный – то добрый, нежный и улыбающийся, а в следующую минуту – уже мрачный и надменный. И все же она была рада, что он не мог видеть ее лицо, на котором словно замерзли слезинки от непогоды. Она так и не заплакала во время церемонии, и отец Бреннан бросал на нее беспокойные взгляды, ведь она стояла неподвижно и лицо ее не отражало никаких переживаний.
Когда она наклонилась, чтобы бросить в могилу первую горсть земли, отец Бреннан поймал взгляд Локлейна и глазами пригласил его пройти в ризницу.
– Мюйрин, вы не желаете зайти внутрь, пока закапывают могилу? – мягко спросил Локлейн, наклонив к ней голову.
– Нет, право же, мне будет лучше в коляске, – ответила она, и при мысли, что же делать дальше, слезы полились у нее из глаз.
Он проводил ее до коляски и помог забраться внутрь.
– Располагайтесь здесь. Я скоро вернусь. Нужно дать отцу Бреннану немного денег на пожертвования. Что-то не так? – спросил он без предисловий, как только вошел в ризницу.
– Просто я немного волнуюсь за эту бедную девушку, вот и все. Похоже, она держит горе в себе, стараясь быть сильной. Ей это не пойдет на пользу.
– Горе принимает разные обличья, – сказал Локлейн, неловко пожав плечами. – Могу вас уверить, что она плакала вчера перед сном.
– Я понимаю, и все же не позволяйте ей переутомляться. Локлейн нахмурился.
– Я едва ли могу указывать ей, что делать, не так ли? В конце концов, я лишь работаю на нее.
– Вы знаете, о чем я, и, думаю, вам не стоит хитрить. И если она согласится поехать с вами в Барнакиллу, убедитесь, чтобы она не переусердствовала в своей решимости.
Локлейн вздохнул.
– Я позабочусь о Мюйрин, отец, обещаю вам. Она не заслуживает такого несчастья. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей, если она поедет со мной.
– Вот и хорошо. А теперь идите, а не то она там замерзнет. Удачи вам обоим, и да пребудет с вами Господь!
– Аминь, святой отец, – от чистого сердца произнес Локлейн и перекрестился. После этого он направился к ожидавшей его коляске.
С этой неприятной обязанностью покончено, но впереди его ждет еще менее приятная. Локлейн знал, что должен выполнить ее как можно скорее по возвращении в «Гресхем», поскольку им нужно освободить комнату до шести.
Жидкие лучи январского солнца просачивались через окна коляски, когда они молча возвращались в отель.
– Кажется, снега стало больше, – упавшим голосом проронила она, прижавшись к Локлейну в попытке согреться.
Он обнял ее.
– Знаете, я думаю, что нам действительно лучше подумать о возвращении в Барнакиллу. В конце концов, погода может не измениться, а там вам будет лучше, чем в отеле.
Все это, конечно, выглядело полнейшей ерундой, но это был один из способов начать разговор об их скором отъезде, не затрагивая всей правды до тех пор, пока он не будет уверен, что Мюйрин готова ее услышать.
Ей все еще было не по себе от осознания всей важности решения ехать в Барнакиллу. В конце концов, тем самым она оборвет все нити, связывающие ее с прошлым, если рискнет уехать в полную безвестность с этим таинственным незнакомцем. В то же время она прекрасно себе представляла, что ждет ее в Финтри.
Она вздохнула и опустила голову на подушку сиденья. Какое-то время она сидела, уставившись в потолок.
Наконец она произнесла:
– Думаю, вы правы. Нет смысла откладывать неприятные дела на потом, правда? Я должна разобраться со всем этим как взрослый человек, взять на себя обязанности в Барнакилле как жена Августина.
– Пока что у вас это получается.
Мюйрин взглянула на него, смущенно улыбнувшись.
– Я знаю, вам это может показаться смешным, Локлейн, но я всегда чувствовала, что меня ожидают серьезные испытания. Я хочу сказать, что никогда не тратила времени на пустые мечтания, не задумывалась над тем, за кого я выйду замуж, какой у меня будет дом, какие балы, званые вечера. Я всегда мечтала о приключениях, о том, чтобы сделать что-то самостоятельно, без помощи родителей и без чьих-либо указаний. Наверное, я кажусь вам скучной… или самонадеянной.
