Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
– На молитву шапки долой! – раздалась команда.
Обнажились головы. Отец Василий Махов в облачении читал молитву. Запел матросский хор. Люди смотрели на бугры, поросшие травой, с едва потемневшими крестами из лиственницы, и почти каждый думал о том, что и где ждет его, в какой бухте и когда придется лечь под таким же холмом…
«Палладу» поставили под лесистым скатом и подтянули канатами, закрепив их за свежие пни. Команда убрала фальшивое вооружение, скатала ненужные теперь паруса. Довольный, раскрасневшийся Степан Степанович возвратился на «Диану». Выкаченные белые глаза его обежали палубу, снасти, ванты, лица людей.
– Казаки с «Палладой» не управятся! – сказал капитан, сидя в салоне у Евфимия Васильевича.
Ночью ударил мороз. Офицеры и матросы, несшие вахту, надели полушубки. Небольшой ветерок с моря жег лица, как в стужу. Утром палубы обоих фрегатов, мачты и все надстройки белы от инея. Белы крыши зданий на берегу. Яркое солнце вышло из-за сопки, ударило горячими лучами, палуба намокла, а на берегу хлынуло с крыш, как в ливень.
– Мне не хочется оставлять тут наших людей. Однако есть опасность, что если поручить наблюдение за «Палладой» казакам, то они не справятся и в случае нападения фрегат достанется англичанам, – говорил адмирал в этот день, идя с Посьетом и Пещуровым над обрывом среди кустарников, на которых кое-где еще уцелели одинокие желтые листья. – Придется половину здешних казаков заменить нашими людьми.
На корабле Путятин приказал капитану:
– Оставьте здесь пять человек матросов. Выберите унтер-офицера, оставьте продовольствие, оружие, порох, все инструменты и зимнюю одежду. До прибытия назначенного сюда адмиралом Невельским нового начальника поста прапорщика Кузнецова с мыса Лазарева назначьте временно исполняющим обязанности командира порта унтер-офицера Мокрушева. В помощь ему останется урядник Пестряков. Он здесь все знает. Пятерых казаков возьмем с собой. Они еще пригодятся. Все зимовали на Сахалине и знают японцев.
Адмирал сам отдавал инструкции унтер-офицеру и уряднику.
– Постоянная вахта должна быть у вас у входа в гавань на острове Устрица. Сами начеку, и все наготове, чтобы корабль взлетел на воздух, едва приблизится враг. Мокрушев, не держи людей без дела. У меня шестьсот человек, а у тебя с Пестряковым десять, и тебе трудней моего. Каждый человек на счету. Не дай Бог, начнут ссориться от безделья. Занимай их рубкой леса, посылай на охоту. Зимой надо выкалывать лед, как делается у нас на Неве. На «Палладе» остался запас муки и соли. Выгрузите все и свезите в амбар. Порох, кроме заряда для взрыва, свезите на берег и поместите в погреб, который вырыли летом. Подведите шнур к пороховому погребу. Держите наготове бочки с порохом на «Палладе». У Пестрякова есть упряжка собак, для них надо наготовить юколы. Надо наморозить рыбы для команды… Занятия продолжать обязательно. Учите людей строю, шагистике и ружейным приемам, чтобы без дела не скучали.
– Да, тут много наших померло. Зимовали экипажи «Иртыша» и компанейского корабля, – объяснял палладский матрос своим новым дианским товарищам. – Если бы мы на «Палладе» не поспели, они все погибли бы от цинги и голода.
Адмирал стоял наверху. Отправив десант на берег, он оглядывал с юта синие дали бухт среди желтых лесов и черных скал.
… Можайский объяснял юнкеру Корнилову про светочувствительность серебряной пластинки и про влияние паров ртути на закрепление изображения.
– Ненавижу англичан! – сказал Сибирцеву штурманский поручик Елкин. – Неужели они и сюда доберутся… – Елкин закончил промеры, вычертил и сдал карты. Он поднялся посмотреть еще раз на необыкновенную гавань перед уходом.
– Повидали два новых порта? – спросил его Алексей Николаевич. – Зарисовали их, описали в дневнике?
Все готово к уходу в плавание, но «Диана» почему-то задерживается, словно адмиралу, который так рвался в Японию, жаль вдруг стало покидать свои берега.
– Никуда не пойдем, господа, не распаляйте своего воображения, – сказал Елкин. – Адмирала нашего плохо знаете. Он пошел в Японию, а теперь начнет сомневаться, колебаться и кончит тем, что останется тут на зимовку. Императорская гавань – это дыра, где вечно будут мереть люди от цинги. Кто сюда дойдет, тот не выберется. Тут голодней, чем на Аляске.
Можайский полагал, что поручик ошибается. Адмирал входил во все детали предстоящих съемок дагерротипом. Не здесь же мы будем этим заниматься!
Путятин ушел к себе, сидел в каюте и думал, что на устье Амура он, кажется, освободился от всех неприятных ему людей. Все готово к уходу в дальнее плавание. От всех интриг освободился… От капитана Унковского[34] с его странностями. Но, кажется, опять неприятные проявления начинаются. Люди не заняты делом, как следует. Распущенны. Поэтому не умеют держать себя в железной узде, позволяют себе ослаблять нервы. От всех освободился, кто мешал, но человек грешен… И от себя не освободишься…
Что, если Япония имеет большое значение не для Петербурга, а для нашего будущего здесь? Петербург и Москва пока очень далеки отсюда. Хотя каждый раз, когда Евфимий Васильевич пишет бумаги канцлеру и министру иностранных дел Карлу Васильевичу, он чувствует себя на такой служебной высоте и при исполнении такого высокого долга, словно и не уезжал из Петербурга. Но сегодня эта высота мешает Евфимию Васильевичу, ему кажется, что, может быть отдав распоряжения остающимся здесь морякам и солдатам, он и дальше должен бы действовать в этом же духе. Но тогда опять Петербург тускнел и куда-то отступал, а этого тоже нельзя позволить. Являлась какая-то двойственность, опять нет покоя! Хотя избавился от тех личностей, которые, служа на «Палладе», составляли отдельное, несогласное с адмиралом общество и тормозили дело.
Через окно в салоне Евфимий Васильевич смотрел на берег, он вспоминал, как сам жил здесь. «Это мое завоевание, совершенное без опиума и без водки! Мы еще придем сюда… Я еще приду. Еще много придется потрудиться для этой земли. Эта гавань – загвоздка».
Адмирал встал и прошелся по салону.
«Если посол петербургского правительства так задумывается, что это означает? Что-о?» – хотелось завизжать, сжав кулаки.
В Нагасаки так случилось с Евфимием Васильевичем, что он оборвал переговоры, и об этом офицеры его рассказывали на мысу Лазарева и на устье Амура. Он еще 4 января предлагал японцам заключить договор. Уполномоченные ответили, что договор будет и Россия получит все преимущества, но пусть пройдет время, сейчас умер старый сиогун, молодому сиогуну нельзя сразу изменять политику, послы сами ничего не могут решить без согласия высшего правительства. Путятин заявил, что поскольку у них нет полномочий, то он уходит. А уходить надо было не из-за этого. Ждали объявления войны.
Офицеры расхвастались потом в Шанхае и в Гонконге про удачные переговоры и про обещание, данное японцами. Преувеличенные сведения об успехе русских передавались европейскими купцами. Американцы приняли эти известия очень серьезно и сразу взялись за дело. Первое в истории соревнование между русскими и американцами, и что же теперь? В газетах есть сообщения, что американцы уже заключили договор. Как они действовали? Подробности пока неясны.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
