Рен предположил, что так же можно сказать и о тигарде[12]. Ник был прав, было в ней что-то очень особенное.
– Он говорил, что ты самая смышленая женщина, которую он когда-либо встречал, и поэтому ты не можешь научиться вешать лапшу на уши.
Она засмеялась. И звук ее смеха был мягким и мелодичным, что согревало его больше, чем следовало.
– Похоже на Ника.
Маргарита откашлялась, когда Рен пристальным взглядом окинул ее. В нем присутствовало что-то плотское, почти пугающее. Она почувствовала себя будто в джунглях, загнанная в тупик голодным зверем.
– Извини, – сказал он, опуская взгляд обратно на землю. – Я не хотел, чтобы ты опять начала нервничать. Знаю, что людям не нравится, когда я на них смотрю.
Она нахмурилась, услышав его тон, лишенный эмоций. Но все же, она чувствовала, что это причиняет ему боль.
– Я не против.
– Нет, против. Ты просто пытаешься быть вежливой, – произнес Рен и продолжил путь.
Откуда он знает? Многие мужчины вообще не обладают интуицией.
Маргарет поспешила вслед за ним.
– Та обезьянка, которую я видела в клубе, принадлежит тебе?
В ответ Рен покачал головой.
– Марвин принадлежит самому себе. Ему просто нравится находиться со мной.
Она рассмеялась от нежности, прозвучавшей в его словах.
– Я еще никогда не встречала человека, у которого в друзьях была бы обезьянка.
Он фыркнул, не соглашаясь.
– Не знаю. Думаю, тех двух парней, с которыми ты была сегодня, можно отнести к классу приматов, но это оскорбит настоящих обезьян, а я не хочу, чтобы Марвин на меня злился. Ты знаешь, он ведь очень чувствительный.
Слова Рена позабавили ее.
– У тебя может быть своя точка зрения на это. Но они мне не друзья, я с ними только учусь.
Она заметила его хмурый взгляд, направленный на нее.
– Почему ты учишься с придурками?
Наверное, ей следовало рассердиться на него за оскорбление ее группы, но с чего бы это? Вообще-то она согласна с ним.
– Дело привычки. Я знаю Тодда и Блейна с детства. Ты должен понять, что их жизнь не из легких. Они оба тяжело страдают от безразличия и постоянного отсутствия своих родителей.
Похоже, ее оправдания их грубости его не впечатлили.
– Их родители когда-нибудь пытались их убить?
– Нет, – ответила она, ошеломленная тем, что он вообще такое спросил. – Безусловно, нет.
– А их матери когда-нибудь говорили им, что они омерзительны и что их стоило съесть сразу же, как только они родились?
– Конечно же, нет.
– А их родители не пытались когда-нибудь продать их в зоопарк?
Теперь он говорил какие-то абсурдные вещи, и она из всех сил пыталась не закатить глаза.
– Ни одни родители никогда так не поступят.
Он окинул ее взглядом, говорящим, что она дурочка, если верит в это.
– Тогда поверь мне, их жизнь не так уж и плоха.
Маргарита остановилась, а Рен продолжал идти. Он что, серьезно? Нет, он просто разыгрывает ее. Иначе и быть не может. Никакие родители не захотят продать своего ребенка в зоопарк. Это просто нелепо. Рен, скорее всего, просто наугад сказал глупость, чтобы доказать свою точку зрения.
Она побежала за ним.
– А что насчет твоих родителей? – спросила Маргарита, пытаясь пролить свет на его слова. – Они когда-нибудь делали с тобой такое?
Он не ответил, но что-то в его поведении указывало на то, что это не притянутые за уши доводы.
Нет, ни один родитель не поступит так со своим ребенком. Хотя ее отец по большей части вел себя как законченный идиот, но даже он не такой ужасный.
– Рен? – позвала она его, заставляя остановиться. – Будь честен. Неужели твои родители пытались продать тебя в зоопарк? Ну, давай же, будь откровенен.
Он мгновенно высвободил руку из ее хватки.
– У Дэда Милкмана есть песня, которую часто исполняют «Howlers» в Санктуарии. Она называется – «В.С.М.: Ветераны сраного мира». Ты когда-нибудь слышала ее?
– Нет.
– А стоит. В ней много правды.
В его глазах вспыхнуло что-то, похожее на кошмар, который он пытался скрыть. Ее охватила глубокая печаль.
– У каждого есть свои жизненные шрамы, Мэгги. Просто забудь, что я говорил, и давай доставим тебя домой, чтобы ты могла привести себя в порядок, – он развернулся и продолжил путь.
Следуя за ним, Маргарита размышляла о его шрамах. Для молодого человека в его глазах светилась не по годам развитая мудрость. Можно было подумать, что он прожил гораздо дольше, чем двадцать с лишним лет.
– Знаешь, если выговориться, это поможет. Действительно поможет. Намного легче отпустить прошлое, если поделиться им с кем-то другим.
Приподняв бровь, Рен взглянул на нее.
– Я не заметил, чтобы ты предавалась воспоминаниям о своем детстве, Мэгги. И определенно я тебя не настолько хорошо знаю, чтобы делиться своими.
Он прав. Она скрывала в себе много боли, и это заставляло ее гадать, что же он держал в себе. Он походил на уличного ребенка, которого в раннем детстве вышвырнули на улицу, предоставляя ему самому о себе заботиться. В нем присутствовала яростная стойкость, которая выделяла таких, как он. Этот измученный взгляд человека, который ожидает, что им воспользуются, чтобы потом отвергнуть.
Это пробудило в ней желание обнять его. Но она уже видела достаточно гнева с его стороны, чтобы понять, что Рен не одобрит этого. В конечном счете, она должна ему отдать должное. Он не до конца озлобился. Он работал и учился. Этим все сказано о его моральных принципах. Она слышала, что большинство людей, оказавшихся в таком положении, становятся преступниками, которые грабят остальных.
Рен же спас ей жизнь и сейчас хочет удостовериться, что никто больше ее не побеспокоит. Он -порядочный человек.
Рен провел Маргариту до Декатур-стрит, расположенной перед площадью, где быстро поймал такси, чтобы доставить Маргариту в ее отреставрированный дом, который находился всего лишь в двух кварталах от зоопарка Одюбон.
Когда они проезжали площадь, Маргарита чувствовала, что Рен наблюдает за ней, хотя и не могла различить его глаза в темноте. Это ощущение возбуждало и тревожило.
Без слов, абсолютно неподвижный, он оставался в тени, как будто отдыхающий хищник, который выискивает новую жертву. В том, как он сидел, действительно было что-то зловещее. Если бы она знала, что такое возможно, то предположила бы, что он перестал дышать. Рен напоминал настоящую человеческую статую.
