Драконица посмотрела на покрытые снегом высокие стены замка и окна, забранные таким толстым слоем льда, что сквозь них никогда не проберется внутрь дневной свет, а потом на башни, возносящиеся своими вершинами в самое небо, и перед ее мысленным взором начали возникать все новые и новые картинки. Она вспомнила годы, проведенные в одиночестве в огромных, похожих на пещеры залах замка, когда тишину мраморной тюрьмы нарушало лишь эхо ее собственных шагов и треск огня, горящего в громадных каминах. Каждый век, каждый год, каждый день, каждый час вернулись к ней, драконья кровь быстрее бежала по венам с каждым новым ударом сердца, и она вспомнила все связанное с этим замком до последней самой мельчайшей детали — на такое способен только вирм.
«Меня сослали в это место, — с горечью подумала она, и ее охватил гнев, источника которого она еще не могла понять. — Бросили одну внутри холодной горы, совсем одну, оставив лишь мои воспоминания. А теперь кто-то отобрал у меня и их».
Стоило ей это подумать, как у нее в голове возник новый образ. Женское лицо, хотя драконице не удавалось восстановить в памяти его черты. Женщина с золотыми волосами и изумрудными глазами — и больше ничего.
На границе восприятия дракона вспыхнула обжигающая ненависть. Она еще не знала, кто эта женщина и почему ее кровь вирма начинает бурлить от одной только мысли о ней, но драконица не сомневалась, что память к ней вернется.
А когда память действительно вернулась, она поклялась весь нерастраченный огонь, всю ненависть обрушить на своих врагов с такой яростью, что содрогнется само основание мира, вековой лед превратится в мельчайшую пыль и падут мраморные стены тюрьмы, ставшей ей сначала домом, а теперь логовом.
Драконица поползла к замку, чтобы спрятаться от приближающейся ночи.
4
Хагфорт, Наварн
Гвидион Наварн с нетерпением переминался с ноги на ногу в роскошно отделанном коридоре перед дверью Большого зала Хагфорта, своего родового замка, выстроенного из розового камня. В свои шестнадцать лет он перенес слишком много тяжелых потерь: сначала погибла его мать, потом отец, а затем он чудом не лишился двух очень близких людей, которых любил всей душой. И потому всякий раз, когда за его спиной закрывались двери зала, где принимались важные решения, и он оставался в коридоре, его охватывало беспокойство.
Сегодня он особенно волновался, поскольку за последние три года, с тех пор как погиб его отец, успел привыкнуть к тому, что его опекуны, король и королева намерьенов, старались всегда привлекать его к принятию решений, касающихся судьбы его государства. Поэтому их вежливая просьба покинуть зал прямо во время совета его озадачила и обеспокоила, хотя он и пытался убедить себя, что ничего страшного не произошло. Он безоговорочно полагался на своего крестного отца и его жену, женщину, которая усыновила его, объявив своим почетным внуком. Однако несмотря на это, он страшно нервничал.
И забеспокоился еще сильнее, когда самые доверенные советники его опекунов друг за другом потянулись в Большой зал. О них докладывали по всем правилам, затем они скрывались за тяжелыми двустворчатыми дверями, а Гвидион оставался посреди великолепного ковра, лежащего перед входом.
Наконец, когда в коридоре появился советник, которого Гвидион хорошо знал, юноша поспешил обратиться к нему со своим вопросом. В том, что он решился подойти к Анборну, лорд-маршалу и генералу, участвовавшему в Намерьенской войне, не было ничего сверхъестественного, поскольку тот являлся его наставником. К тому же Анборна, у которого три года назад отнялись ноги, доставили сюда на носилках и о его прибытии доложили не сразу, вот почему Гвидион ухватился за возможность предпринять попытку развеять свою тревогу.
— Лорд-маршал! Что там происходит? — спросил он и встал между носилками и дверью в зал.
Анборн знаком приказал солдатам, державшим носилки, опустить их и отойти в сторону. Затем он, нахмурившись, посмотрел на своего подопечного, и в его голубых глазах, доставшихся ему в наследство от королевской династии намерьенов, появилась смесь раздражения, насмешки и любви.
— А мне откуда знать, дурачок? Благодаря тебе мне даже в дверь войти не удалось. Если ты меня пропустишь, возможно, я смогу узнать, что там происходит, — заявил он.
— И вы сразу же выйдете сюда, чтобы сказать мне? — настаивал на своем Гвидион. — Если Рапсодия и Эши пригласили вас, значит, они собираются обсуждать нечто крайне важное.
Генерал тряхнул своими роскошными каштановыми волосами, слегка посеребренными сединой, и фыркнул:
— Естественно, хотя подозреваю, что я и так задержусь там ненадолго. Проблема, к какому купцу определить тебя в ученики, меня не слишком занимает.
На лице Гвидиона появился ужас, а внутри все сжалось.
— Учеником к купцу? Они собираются отправить меня учиться? Умоляю вас, скажите, что это не так.
Генерал жестом подозвал солдат.
— Ладно. Я пошутил. А теперь уйди с дороги, грубиян. Я хочу поскорее покончить с этим идиотским обсуждением и заняться более полезными делами. Их у меня весьма богатый выбор: могу муштровать свое воинство, чистить сапоги, ковырять в носу — да все, что угодно, только бы не эта пустопорожняя болтовня.
— Учеником?
— О, ради всех богов, отстань от меня, приятель, — возмутился генерал, когда солдаты подняли носилки. — Рано или поздно ты станешь герцогом, и тебе необходимо на какое-то время уехать из замка, чтобы продолжить обучение. Твой отец в молодости был учеником у самых разных мастеров. Ничего страшного с тобой не случится, ты выживешь и узнаешь много полезного.
Дверь открылась, носилки генерала внесли в зал, и тяжелые створки тут же захлопнулись.
Гвидион опустился на скамью из красного дерева, украшенную резьбой, и тяжело вздохнул.
— Что случилось?
Подняв голову, он увидел Мелисанду, свою девятилетнюю сестру, которая смотрела на него с нескрываемым беспокойством. Гвидион улыбнулся.
— Может быть, ничего страшного, Мелли, — спокойно проговорил он.
Мелисанда пережила не меньше его самого, но была младше, и Гвидион заключил негласное соглашение со своими опекунами оберегать ее от любых неприятностей и волнений.
— Ты врешь, — сказала Мелисанда и, отложив в сторону мешок с игрушками, уселась рядом с ним на скамью.
— Ничего не вру, — возразил Гвидион. Обернувшись, он заметил, что в коридоре появился Джел'си, посол с далекого Острова Морских Магов. Брат и сестра в почтительном молчании проводили его и троих его спутников взглядом до самых дверей в Большой зал. Джел'си был древним серенном, потомком одного из пяти первородных народов, появившихся на свет еще до начала времен. Высокий, стройный, с золотистой кожей и темными, сияющими глазами, он являлся замечательным представителем своей удивительной расы. Считалось, что серенны рождены от самих звезд.
