Зеркало наглядно показало мне самое главное: я была полной противоположностью скандинавскому богу. Если он был идеальным мужчиной, то я была первой с конца женщиной. Измученной, нездоровой и некрасивой. Ну и ладно, мне-то что? Мне плевать.
Еще четыре минуты прыжков по изрытой колеями дороге, и я остановилась перед длинным двухэтажным зданием, больше похожим на школу или студенческое общежитие, чем на жилой дом. Это было огромное прямоугольное строение, выкрашенное целомудренной белой краской, с зелеными жалюзи на каждом аккуратном окошке. По бокам к нему примыкали по меньшей мере три каменные пристройки, а дальше тянулся бесконечный каменный забор, за которым, как Мне показалось, находился большой сад.
Я припарковала свою машинку на клочке сухой осенней травы рядом с видавшим виды грузовиком. Меня угнетало ощущение неимоверной важности следующих нескольких минут, от которых зависело мое будущее. Выбраться из машины означало признать, что вся моя предыдущая жизнь была растрачена впустую. Что я жила неправильно.
Выйдя из машины, я признаю, что боюсь своих друзей, боюсь самой себя, своей тьмы и своего прошлого. Всем своим существом я хотела поднять стекла, заблокировать двери и навсегда остаться в машине. Будь я простой смертной, для которой «навсегда» означало бы каких-нибудь шестьдесят лет, я бы, наверное, так и поступила. Но в моем случае это было бы слишком долго. Как видите, мне не оставили выбора.
Я неслучайно приехала сюда. Я не просто так бросила своих друзей и перебралась на другой континент. В самолете я поняла, что еще до того, как Инки искалечил таксиста, до моего отвратительного бездействия, до страха перед тем, что Инки видел мое клеймо, были сотни, если не тысячи других случаев, неумолимо подталкивавших меня к нынешней катастрофе.
Каждый из этих эпизодов забирал у меня что-то важное, пока я не превратилась в пустую оболочку, под которой не осталось ничего живого. Пусть я не убивала людей и не сжигала дотла деревни, но я слишком долго шла по пути разрушения, и теперь с тошнотворной ясностью видела, что мне удавалось испортить все, к чему я прикасалась. Несчастные люди, разрушенные дома, искореженные машины, погубленные карьеры — все новые и новые воспоминания безостановочным ручейком жгучей кислоты текли в мой мозг до тех пор, пока мне не захотелось кричать.
Теперь я знала, что это было у меня в крови. ТЬМА. Моя тьма. Я унаследовала ее вместе с бессмертием и черным цветом глаз. Когда я была помоложе, я пыталась ей сопротивляться. Делала вид, будто ее нет. Но в какой-то момент опустила руки, сдалась и с тех пор просто жила с этим знанием. Но прошлой ночью тьма, сопровождавшая меня четыреста лет, вдруг вырвалась на свободу и с такой силой обрушилась на меня, что я возненавидела саму себя.
Будь я простой смертной, я бы, наверное, Попыталась убить себя. Но я была сама собой, поэтому только истерически захихикала, сообразив, что даже если я ухитрюсь как-нибудь оттяпать себе голову, то все равно не смогу обеспечить два следующих необходимых условия — находиться вдали от собственной головы настолько далеко и настолько долго, чтобы успеть умереть. Какие еще варианты? Броситься головой вперед в лесопилку? А вдруг ее заклинит в тот момент, когда она пережует только половину моей непутевой головы? Представляете, как будет выглядеть процесс отрастания? О нет, только не это!
Мне вдруг показалось, будто я сорвалась со скалы и теперь обречена падать вечно, опускаясь все ниже и ниже в бездну отчаяния, без надежды когда-нибудь снова стать счастливой. Кстати, когда я в последний раз была по-настоящему счастлива? Помню себя веселой. Помню беззаботной. А вот счастливой — что-то не очень. Кажется, я даже забыла, что это значит.
За все это время лишь один человек предложил мне помощь и даже, кажется, понял, что со мной творится. Этим человеком была Ривер, восемьдесят лет назад пригласившая меня приехать сюда. Вот я и приехала.
Я снова огляделась по сторонам, и на этот раз увидела саму Ривер, стоявшую на широком деревянном крыльце дома. Она была точно такой же, какой я ее запомнила, и это было удивительно.
Дело в том, что мы вынуждены часто и радикально менять свою внешность. Взять хотя бы меня — после нашей последней встречи я раз двадцать полностью сменила свой внешний облик. Интересно, как она меня узнает? Но Ривер лишь молча смотрела на меня, давая понять, что мне придется сделать первый шаг самостоятельно.
Я вздохнула. Надеюсь, внутри у них тепло, и можно будет выпить горячего чаю или чего-нибудь покрепче и принять ванну. Помнит ли она меня? Осталось ли ее приглашение в силе? Я понимала, какой дурой буду выглядеть, пытаясь напомнить этой незнакомой женщине о ее словах, сказанных больше восьмидесяти лет назад, но что еще мне оставалось делать?
Ладно, мне доводилось бывать и в более унизительных ситуациях! Выбравшись из машины, я потуже запахнула кожаную куртку — старую, не ту, которую я посеяла два дня тому назад — и поплелась по шуршащей осенней листве, по дороге соображая, что буду делать, когда Ривер выставит меня вон.
Наверное, поеду куда-нибудь в теплые края. Скажем, на Фиджи. Поживу там, пока не приду в себя, не перестану чувствовать себя такой дрянью. Когда-нибудь же это случится, верно? Время все лечит. Глядишь, со временем Инки перестанет казаться мне таким жутким, а может быть, я даже сумею забыть про таксиста, как когда-то забыла об Имоджин...
— Здравствуй, — сказала Ривер, когда я подошла ближе. На ней была длинная юбка с пейслийским узором и шерстяная шаль на плечах. Прямые серые волосы зачесаны назад и убраны в пучок. — Добро пожаловать.
— Привет, — ответила я. — Вы Ривер?
— Да, — она внимательно всмотрелась в мое лицо, словно пыталась вспомнить меня. — Как тебя зовут, дитя мое?
Тут я не смогла удержаться от смешка — это я-то дитя? В моем-то возрасте?
— Настасья. На данный момент.
— Мы с тобой встречались, — это был уже не вопрос, а утверждение.
Я кивнула, поддавая ботинком сухие листья.
— Очень давно. Вы тогда сказали, что если я захочу чего-то большего, то могу приехать в Уэст Лоуинг. — При этом я украдкой покосилась на горизонт, уже начавший затягиваться ползущими с северо-запада тучами.
— Настасья, — повторила Ривер, скользнув взглядом по моим черным торчащим волосам и синим контактным линзам, которые я специально надела, чтобы быть похожей на фотографию из американского паспорта. Я попыталась вспомнить, как выглядела во время нашей встречи, но не смогла.
— Кристина! — напомнила я. Это было одно из множества моих имен, но не то, что дали мне при рождении. — Тогда меня звали Кристина. Мы встретились во Франции, после автокатастрофы. По-моему, это было в конце двадцатых годов прошлого века.
— Ах, да! — проговорила она, кивая. — Это была ужасная ночь, но я рада, что встретилась с тобой. И очень рада, что ты приехала.
— Да, — нерешительно выдавила я, отводя глаза. — Я понимаю, что это было очень давно, но просто подумала, что вы... Ну, в общем, если...
