Он внимательно следил за ней.
– А впрочем, действительно, – сухо согласился Бенджамен. – Ни одна женщина не стоят такой жертвы. Даже ты, Каролина.
Стиснув зубы, Джеральдина поискала в сумке и достала свои водительские права.
– Пожалуйста, – сказала она, протягивая их ему. – Надеюсь, это вас убедит.
Он спокойно взял права в пластиковой обложке и открыл их.
– Джеральдина Корнфельд, – прочитал он, слегка приподняв темные брови. – Гмм… очень интересно. А кто эта Джеральдина Корнфельд?
Твой театральный агент?
– Я работаю редактором! – сердито бросила девушка. – Говорю вам: я Джеральдина Корнфельд! Почему вы мне не верите?
Бенджамен Маккеллэни нахмурился.
– Неужели ты полагаешь, что водительские права что-нибудь доказывают? Каролина, дорогая, по-моему, случись с тобой что, было бы трудно объяснить, как ты здесь оказалась.
Люди в твоем положении часто путешествуют инкогнито, не так ли? Поэтому ты и присвоила имя мисс Корнфельд, кто бы она ни была.
Девушка, устало вздохнув, спросила:
– Вы когда-нибудь видели Каролину?
Встречались с ней? Я ничуть на нее не похожа.
– Стройная, блондинка, глаза голубые, выглядит куда моложе своих лет… – Бенджамен пожал плечами. – Все совпадает. Кроме того, – он с угрожающим видом нахмурился, – у Александра в бумажнике была твоя фотография. Ты и есть Каролина Маккеллэни.
Я узнал бы это невинное личико где угодно!
Джеральдина покачала головой, мучительно думая, что сказать.
– Но как же вы не понимаете? – нашлась наконец она. – Фотография, что в бумажнике вашего брата, сделана лет десять назад. Каролина с тех пор изменилась. Она теперь старше.
Где эта фотография? Покажите мне ее.
– У меня ее нет, – холодно заявил Бенджамен. – Александр не выпускал ее из рук.
Когда он умер, фотографию похоронили вместе с ним.
– Вот как… – Джеральдина почувствовала, словно у нее под ногами провалился пол.
Но тут ей в голову пришла новая мысль.
– Звоните, – сказала она. – Позвоните в Нью-Хэмппорт. У меня есть номер телефона Каролины. Поговорите с ней. Убедитесь сами, что она там, а не здесь.
Джеральдина нервно взглянула на часы на руке.
– У нее сейчас как раз спектакль. Звоните в театр Современной драмы. Надеюсь, хоть это вас убедит.
Бенджамен смотрел на нее из-под полуопущенных век.
– Откуда я знаю, может, ты договорилась с кем-нибудь в театре и там только и ждут моего звонка?
– Как я могла это сделать? – Джеральдина была в отчаянии. – Откуда я могла знать, что так случится?!
Он помрачнел.
– В моей записке, которую, как ты думала, написал Александр, было вполне ясно сказано: «Приезжай одна. Никому не говори, куда едешь».
Джеральдина честно призналась:
– Ну… ну тогда, конечно, я не стала бы никому говорить…
Бенджамен явно колебался. Тогда Джеральдина, чтобы успокоиться, принялась считать в уме пульс, прижав палец к запястью. Никаких волнений, вспомнилось вдруг ей. Господи Боже, да она за всю жизнь столько не волновалась, как за эти полчаса! Странно, но ее почему-то это не пугало. Никогда раньше она не ощущала, как играет адреналин в крови, непонятное возбуждение словно опьяняло ее.
– Ну ладно, – сказал наконец Бенджамен, когда она уже перестала надеяться, что он согласится позвонить. – Давай номер. Я поговорю с менеджером, надеюсь, в театре еще есть люди.
– Естественно, спектакли кончаются заполночь! – произнесла с облегчением девушка.
Она написала ряд цифр на полоске бумаги, оторванной от иллюстрированного журнала, лежащего рядом на столике, и протянула ему. Надо было сделать вид, что я не помню его на память или хотя бы не так быстро писать номер, подумала она.
Но теперь было уже поздно. Бенджамен шел через холл к телефонному аппарату, стоящему на столике у входной двери.
Он не сразу дозвонился до оператора в Фирмбридже, но вот Джеральдина поняла, что соединение с Нью-Хэмппортом произошло.
И наконец в театре подняли трубку.
С замиранием сердца она следила за Бенджаменом Маккеллэни.
– Ее нет? – спросил он через секунду и, повернувшись к Джеральдине, мрачно взглянул на нее. – Что? Заболела? Очень жаль… Вы не знаете, когда она будет? Я… гмм… я ее знакомый, вернее, знакомый знакомого Нет. Извините за беспокойство. Да, разумеется. До свидания.
Бенджамен опустил трубку, и Джеральдина почувствовала, что у нее пересохло в горле.
Ей не надо было ничего говорить, она все поняла по его лицу.
– В театре паника, – ровным голосом сообщил Бенджамен. – В последний момент пришлось поставить замену, публика требует назад деньги. Неожиданная болезнь, говорит твой агент. Они не знают, когда ты будешь в театре, дутый редактор!
Джеральдина беспомощно покачала головой.
– Каролина… Наверное, Каролина все так подстроила, – сказала она, еще сомневаясь. – Наверное, она предполагала, что я попытаюсь связаться с ней…
– Ну, хватит! – По его тону было ясно, что он раздражен не на шутку. – Тебе не кажется, что представление слишком затянулось? Как же я сразу не догадался, еще когда ты упала в обморок, что посторонний человек вряд ли бы так среагировал. Признайся, Каролина, ты испугалась! Испугалась за свою шкуру! Но, вероятно, сейчас тебе страшнее вдвойне, когда я знаю, что ты сожгла за собой мосты.
Вдруг Джеральдина почувствовала неимоверную усталость. Такие игры ей не по силам.
Хорошего понемножку. Она хотела возразить, что не предложила бы звонить в театр, если бы знала, что Каролины там нет, но потом передумала. Бенджамен Маккеллэни, разумеется, решит, что она просто тянет время: он не верил ни единому ее слову.
– По-моему, нам пора перекусить, как думаешь? – сказал он холодно, и Джеральдина, беспомощно пожав плечами, молча согласилась.
Она знала, процесс еды успокаивает, отвлекает от неприятных мыслей. Когда произошла эта гнусная история с Ричардом, Джеральдина, чтобы не вспоминать о расстроенной свадьбе, постоянно что-то жевала с утра до вечера и ночью тоже, даже прибавила в весе. В ее холодильнике всегда хранилось что-нибудь вкусненькое.
Эх, Ричард, встречаясь с тобой, я потеряла целых восемь фунтов веса! Теперь я вновь стала сама собой! – с горькой усмешкой думала она тогда.
Столовая располагалась в задней части дома.
Шторы здесь были подняты, и в окнах виднелись огоньки пристани. На полке старинного буфета горела лампа, стол был накрыт зеленого цвета скатертью, на нем сияло столовое серебро.
