— Спасибо, вы свободны, — поспешно заверил ее председатель.
— Всего доброго, — с невозмутимым видом отозвалась строгая дама и взяла курс на выход.
— Моя домоправительница, — сказал председатель, словно оправдываясь. — Очень старательная. И заботливая. Так что угощайтесь, — он широким жестом указал на поднос с чашками и чайником.
Сам председатель почему-то предпочел остаться на своем месте.
Лиза и мастер Джон налили себе чая, а председатель опять начал возиться со своей трубкой. Далась ему эта трубка. Только время тянет.
— Тогда поступим так, — сказал вдруг председатель после некоторой паузы. — Во избежание всяких недоразумений я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз, дорогая госпожа Потемпе. Не могли бы вы попросить вашего фотографа на некоторое время оставить нас.
Лиза смутилась. Мастер Джон кивнул ей и вышел из комнаты. Сумка осталась стоять на столе.
— Итак, дорогая госпожа Потемпе, — начал он, выпустив облако зловонного дыма, — то, что я сейчас вам скажу, не предназначено для широкой общественности. Вот почему я попрошу вас выключить диктофон, причем так, чтобы я мог быть полностью уверен, что вы его и в самом деле выключили.
Лиза взяла диктофон, нажала на кнопку и вынула из него батарейки.
— Приятно иметь дело с умным человеком, — сказал довольный председатель. — И к тому же профессионалом. Значит, я могу говорить с вами без обиняков. Вот вы меня спросили, почему я согласился дать вам интервью. Скажу откровенно. Мне нужно было выяснить степень вашей осведомленности. Теперь я выяснил. У вас есть свое заключение. И вы все знаете о хомяках. — Он замолчал. — Госпожа Потемпе, — продолжил он через некоторое время, выразительно глядя на Лизу, — надеюсь, вы понимаете, что не сможете использовать то, что я сейчас вам скажу, в своей статье?
— Да, разумеется, — ответила Лиза. — Потому что вы просто заявите, что никогда ничего подобного не говорили. Одно только мне непонятно, — добавила она после легкой заминки. — Что заставляет вас разговаривать со мной?
— А это я вам с удовольствием объясню. — Председатель откинулся в кресле. — Я хочу, чтобы вы мне не мешали. Я хочу, чтобы вы поняли: бросаться грудью на амбразуру из-за этих дурацких хомяков не имеет решительно никакого смысла. Завод все равно будет построен. И все будет идти так, как запланировано. Вам тут ничего не изменить.
— А можно спросить — как именно? — спокойным голосом задала вопрос Лиза.
— Можно. — Председатель отложил трубку в сторону. — Объясняю. Строительство завода — это сотни рабочих мест. А что такое сотни рабочих мест по сравнению с дюжиной каких-то там хомяков, это, надеюсь, вам объяснять не надо.
А-а-а-апчхи-и-и-и!
Это я. Надо же было такому случиться! Все-таки доконал меня его паршивый табак!
Возникла пауза.
— Нам на всех этих хомяков вместе взятых глубоко начхать! Извините за грубое слово.
Начхать ему, видите ли! Посмотрим, кто из нас будет чихать последним! А-а-апчхииииии!
Председатель, кажется, ничего не заметил.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нужно было что-то делать. Медлить было нельзя. Вот почему мы уже в тот же день приступили к «Операции „Х“».
Мы — это я, занявший свое место на полочке сзади, за сиденьями, у самого окна, Лиза, лихо управлявшая своей «букашкой», бодро подпрыгивавшей по ухабам какой-то проселочной дороги, мастер Джон, разложивший на коленях карту местности, которую он пытался изучить по ходу дела, и наша теплая компания — сэр Уильям и неразлучная парочка, Энрико и Карузо, которых разместили, увы, чуть ли не под самым моим носом.
Сэр Уильям распластался на сиденье; он лежал с закрытыми глазами и тихонько постанывал:
— Ой, батюшки мои, ой, как мне худо… И зачем меня только понесло… И когда же эта тряска кончится…
Энрико и Карузо, напротив, чувствовали себя превосходно. Они сидели рядком, вертели головами, разглядывая проносящиеся мимо «картинки», а когда им надоедало — принимались распевать свои песни, одну за другой, без передышки. Я чуть не рехнулся от этого поросячьего концерта! В конце концов я не выдержал и сказал:
— Послушайте, ребята, пожалели хотя бы сэра Уильяма! Сколько можно глотки драть?
— Энрико, его хомячество опять чем-то недовольно! — пропищал Карузо.
— Ой-ой-ой! Как страшно! — притворно скуксился Энрико.
— Придется нам его послушаться, а не то он… — начал было Карузо.
— А не то он еще возьмет и… — подхватил Энрико.
— Энрико, давай лучше вспомним наше «Правило номер один», — не дал ему договорить до конца Карузо.
— Правило первое! — крикнули они дружно хором. — Не трогать ни за что его хомячество, иначе он ответит нам пукачеством!
И откуда эти мерзкие хряки берут свои шуточки? Кто им нашептывает всякие гадости? И ведь знают, чем меня поддеть! Я весь дрожал от ярости, но виду не показал.
— Ваши шуточки сейчас более чем неуместны, — холодно произнес я. — Речь идет о жизни и смерти. Мы едем по делу, а не на увеселительную прогулку, а вы…
— Ах, ну да, конечно! — Энрико стукнул себя лапой по лбу. — Как же я забыл! Нас же не просто так с собой взяли! У нас же дело! Экскурсия в жизнь!
— Путевка в жизнь! — подхватил Карузо. — Эх, брат Энрико, давай нашу, походную! Запевай!
И певуны заголосили во всю глотку:
Надоело нам сидеть и хрюкать, Ждать, когда придет хомяк и станет фукать. Нет, такая жизнь — не для Энрико и Карузо, От такой сидячей жизни только пухнет пузо! Нас влекут просторы жизни дальней, Пусть хомяк уж лучше дрыхнет в спальне. Ну а мы пойдем по городам и весям С нашей удалой, веселой песней!
Пора, в путь дорогу, Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю. Хомяк бьет тревогу: Морские свинки отберут мечту хрустальную! Отправиться в поход — давно мечтал поэт, Вот только все не знал — поместится в машину или нет, Коли возьмет с собою семечек полтонны, Что разместил он за щекою так фасонно.
Ну все, мое терпение лопнуло! Это же надо такое придумать! Я же ведь их не трогаю! И ничего не говорю об их сказочном свинстве, в прямом и переносном смыслах! О том, как они себя ведут и что у них творится в клетке! Настоящий свинарник, доложу я вам! Ладно, сейчас я вам покажу. Я только встал на задние лапы и изготовился к атаке, как с заднего сиденья донеслось:
