— Да что ты говоришь, дорогая, — замахала руками Электра, не теряя, впрочем, своего благодушия, — мы же все знаем, какой ты отличный водитель, а мистер Ролинсон — Роберт, как я привыкла называть его, — уверил меня, что мистер Лестроуд очаровательный человек и что, даже если ты не подойдешь в качестве шофера, он найдет тебе другую работу. Роберт совершенно твердо заявил, что беспокоиться нет оснований… Вот мы и прибыли! Я заплатила этой ужасной женщине с первого этажа, владелице нашей паршивой квартирки, за две недели вместо одной, до того я рада была съехать оттуда. Мы немедля собрали вещи и вызвали такси.
— А как насчет денег? Чем, скажите на милость, — поинтересовалась Фредерика, хотя вопрос был абстрактный, — вы собираетесь расплачиваться за отель?
Но Электру трудно было вывести из себя. С высот своего благодушия она лишь слегка пожурила дочь:
— Надеюсь, голова у тебя не забита деньгами, Фредерика. Низменная материя. Но коль скоро тебя интересует, чем я располагаю, скажу: я заняла немного у Роберта и продала пару ювелирных украшений. Помнишь бриллиантовую брошь на шарфик, что дала мне старая тетушка Урсула?.. А еще гранатовое ожерелье и рубиновое кольцо, которые тетушка Катрин оставила тебе по завещанию? Вот я и рассталась с ними… причем довольно выгодно, надо признаться, потому что хорошо знакома с ювелиром…
Фредерика продолжала смотреть на мать.
— Ты заняла деньги у… у мистера Ролинсона? — произнесла она с ужасом.
— Да, дорогая, но не так много. — Электра назвала сумму, небрежно отмахнувшись от дочери. — И не вижу в этом ничего такого. Когда-то он был близким другом, к тому же я вовсе не просила его — он сам предложил!
— Едва ли я в это поверю! — уже спокойным голосом произнесла Фредерика. — А если и так, неужели это не оскорбление?
Полные губы Электры расплылись в улыбке, а карие глаза весело блеснули.
— Ах ты, милая! — воскликнула она. — Кто же чувствует себя оскорбленным, когда ему предлагают чек? К тому же я непременно верну! Уж поверь, непременно верну при первой же возможности.
— Каким образом? — поинтересовалась Фредерика.
— Дорогая, — постепенно теряя терпение, проговорила Электра, — у меня, в конце концов, есть кое-какое пособие, и брат твоего отца настаивает, чтобы я продолжала его получать. Это мое пособие, и, когда ты не работаешь, мы вполне можем существовать на него.
Дверь открылась, и вошла Розалин, освеженная после ванной и уже одетая к вечеру. Фредерика не могла без восхищения смотреть на нее. Сегодня сестра выглядела особенно элегантно. На ней было новое платье — во всяком случае, Фредерика видела ее в нем впервые. Это был изысканный черный наряд, оттеняющий белизну ее кожи; на ней было жемчужное ожерелье, которое потянуло бы на солидную сумму, если б его захотели продать; на ногах изящные золотые туфельки, сочетающиеся с золотой отделкой платья, на руке литой золотой браслет, прошлогодний подарок бабушки, которая могла себе позволить баловать внучку.
— По какому случаю вы такие нарядные? — спросила Фредерика, как только восхищение красотой сестры сменилось беспокойством.
— Воздать дань хозяину, — с ослепительной улыбкой объяснила Розалин, и ее голубые глаза весело и озорно блеснули. — Как, впрочем, и любому мужчине, проживающему в данный момент в этом отельчике, хотя, положа руку на сердце, я еще пока не видела здесь ни одной достойной интереса особы мужского пола. Однако разве знаешь, кто может объявиться здесь — пообедать или остановиться на одну ночь. Может, сегодня как раз та самая ночь. — И она сверкнула своими белыми зубками.
Фредерика не знала, что и ответить, а мать промолвила с осуждением:
— Ты выглядишь такой разгоряченной и неприбранной, словно только что вылезла из-под машины.
Фредерика покачала головой:
— Нет. Мне еще толком не передали машины.
— Машины? — живо откликнулась Розалин. — И много их у тебя будет?
— Две. «Даймлер» и «бентли».
На сей раз с осуждением посмотрела Розалин.
— Ах, какая жалость! — воскликнула она. — А я-то решила, раз твой босс такой богач и к тому же молодой, у него в гараже припрятан «порше» или «мерседес». Кстати, Фартинг-Холл велик и красив?
— Фартинг-Холл велик и красив.
— Так ты собираешься работать там?
— Не знаю.
— А когда мы пойдем смотреть коттедж?
— Не знаю. Может, завтра. Да, думаю, что завтра.
Фредерика поднялась, почувствовав вдруг такую усталость, будто действительно тяжело трудилась целый день, будто из нее вышел весь воздух, как из лопнувшей шины. Мать и сестра часто действовали на нее так, что она не знала, в каком она мире; но сегодня они не только выбили ее из колеи, но и вселили в нее безумную тревогу. Они поселились в отеле на занятые деньги, и ни той, ни другой и в голову не приходило, что в этом есть что-то унизительное. Ничего хорошего не было и в том, что ей самой приходится браться за работу, которую считают мужской, и ублажать нового хозяина. Но сажать еще в дополнение всех бед ему на шею семью, зная заранее, что Электре ничего не стоит при малейшей нужде попроситьу него зарплату вперед от имени дочери… От одной мысли об этом ноги у Фредерики подкосились.
— Я должна идти, — сказала она, наконец, направляясь к двери и размышляя, не посоветоваться ли с Люсиль насчет возникших проблем, прежде чем они втроем зайдут слишком далеко. — Я не знаю, что мне завтра предстоит, но где-нибудь утром я вам позвоню и сообщу, когда получу ключи от коттеджа. Если у меня не будет времени заглянуть туда вместе с вами, надеюсь, вы вдвоем обследуете, насколько он пригоден для жилья и можно ли забросить туда наши вещички.
Ей не пришлось беспокоиться. Миссис Уэллс и Розалин попросили ключи от коттеджа сами, и их проводил туда садовник, специально освобожденный на это время от своих обязанностей. А Фредерика возилась с «бентли» в свой первый рабочий день, вернее, утро, до блеска натирая его специальной полировочной пастой, за что получила одобрение хозяина, когда он случайно забрел к гаражу.
— Прекрасная работа, — проговорил он, не отрывая глаз от машины и не глядя на Фредерику. — Прошу запомнить — это ежедневная рутина, и от нее нельзя отлынивать.
— Хорошо, сэр, — искренне пообещала девушка. Она отбросила прядь волос с разгоряченного лица, надеясь, что не очень вспотела и что то малое количество косметики, которым она воспользовалась, не пострадало.
Брови у мистера Лестроуда полезли вверх, когда он перевел взгляд на нее.
— Послушать вас, так вы в машине родились, — заметил он, — Вы что, в самом деле так любите машины, что предпочитаете работать с ними, вместо того чтобы печатать на машинке, или вас привлекают такие незамысловатые операции, как полировка?
— Я люблю машины, — коротко ответила она и добавила: — Я не умею печатать.
— Может, вы мечтаете о предстоящем ралли в Монте-Карло?
