— Лорел, милая, не могли бы вы немножко погулять с Бобо? Я приеду, но Клайв повезет меня обедать.
У меня не было выбора, кроме как согласиться. Я выпустила свою злость, со стуком опустив трубку на рычаг.
Тридцать отпущенных мне дней летели быстро. Изредка приходили письма от Салли. Она писала, что после небольшого ухудшения самочувствия Джон быстро пошел на поправку, каждый день она читает в газете прогноз погоды и мечтает, чтобы Англия наконец-то получила свою долю солнца. И конечно же спрашивала, как дела у жильцов, оправдались ли сделанные заранее заказы, и просила меня подробно писать ей обо всем.
Я так и делала, утаивая только одну, самую тяжелую новость. Но понимала: если в конце месяца гостиница будет закрыта, придется ей об этом сообщить. Однако я решила до поры до времени держать все в тайне. В спокойные дни, когда было мало звонков, а владельцы животных и торговцы заходили редко, я убеждала себя, что нам нечего боятся. Но в другие дни, когда телефон разрывался, а народу было как в Лондонском аэропорту, оптимизм меня подводил, и я оставалась один на один с угрозой.
В тот месяц погода стояла ужасная, так называемое лето побило все рекорды по количеству дождя и холода и по недостатку солнца. Каждое утро я приходила на работу промокшая до костей, продрогшая от сильного ветра и тумана.
В тот день, который я позже назвала «часом Ч», как обычно, лил дождь. Выведя на прогулку четырех собак, я встретила у ворот почтальона Дэна Роуза.
— Поможете мне, мисс? Донесете сами вашу почту?
— Конечно, Дэн.
Я взяла у него открытку, восхитилась сказочной голубизной озера Лугано на ней и прочитала на обороте слова, написанные почерком Салли: «Не забудь заплатить за дом!»
Дэн медлил. Мы были старыми приятелями, и я поняла, что он уже успел до меня полюбоваться видом Лугано.
— Это от миссис Дьюк, — объяснила я. — Нам бы тоже не помешало немного солнца.
Он с воодушевлением согласился.
— Это все из-за атомных бомб.
— Сейчас их пока еще не сбрасывают, — напомнила я.
— Все равно. Все знают про последствия. — Дэн поправил козырек фуражки и смахнул дождевую каплю со своего вздернутого носа. — Моя мама всегда говорила: когда ты влюблен, лето царит каждый день.
Я тут же забыла про открытку, атомные бомбы и нависшую надо мной угрозу. Я уставилась на Дэна, недоумевая, как я раньше могла не обращать внимания на этот нос. Хотя, конечно, у него не было акцента. Испытывая ностальгию по голосу, который больше никогда не услышу, я спросила:
— Ты, наверное, ирландец, Дэн? А я-то всегда думала, что ты из Ливерпуля.
— Так и есть. Я там родился. Но разве вы никогда не слышали о ливерпульских ирландцах? Они покинули родину во время голода. Моя прапрабабушка со стороны матери была среди них, а девичья фамилия моей матери — Келли. Откуда вы узнали, мисс? Что такого я сказал, что вы смотрите на меня, словно я привидение?
— Про дождь и все остальное. Моя мать тоже была ирландкой и всегда так говорила, когда хотела кого-нибудь подбодрить.
Дэн ухмыльнулся:
— Так дело в этом? А мне показалось, будто вы решили, что я спятил. Конечно, это меня не касается, влюблены вы или нет.
Если это правда, то для моих родителей стояло лето и в ту туманную ночь над Джерси, когда они оба погибли. А я? Когда я по-настоящему полюблю, что будет со мной? Неужели все изменится и я стану смотреть на мир сквозь розовые очки? Глупо. Конечно, чудеса случаются, когда любят двое. Так было у мамы с папой. Но что, если я буду любить безответно? Что тогда?
Отправляясь в комнату Клайва, я взяла с собой пустой чек Салли в качестве талисмана. Подойдя, спросила:
— Как насчет завтра? Отправлять вашим агентам чек с оплатой на будущий месяц или нет?
— Минуточку. Оплата на будущий месяц? Если вы собираетесь продолжать ваше дело, почему бы и нет?
— Но ведь это конец испытательного срока, и от вас зависит, остаться мне или уходить.
— Уходить? У вас что, есть другие дома на примете?
— Боже мой, нет. Я же вам говорила…
Он кивнул:
— Помню. Это был один из ваших резонов — у ваших питомцев нет другого места, где преклонить голову. Ну и как вам наше соглашение?
— Отлично. С вами было приятно иметь дело. А как вам?
— Лучше, чем я думал. А поскольку у меня нет другого выбора, я согласен и впредь делить кров с вашими четвероногими. Как вам это?
Я лучезарно улыбнулась:
— Вы же знаете, что выбор у вас есть. Значит, я могу отправить чек и продолжать работать, пока вы не?..
— Пока я…? Высчитываете, когда сможете от меня избавиться?
Я вспыхнула:
— Что вы, нет! Я просто подумала: как продвигается ваша работа?
Его удивительные голубые глаза воззрились на меня.
— Как приятно, что вы интересуетесь. Но, честно говоря, пока никакого толку.
— То есть работники «Пэн-Олеум» ничего не хотят слышать?
— Ученые заинтересованы и готовы к экспериментам. Но пока начальники держатся за свои кошельки, ничего не выйдет.
— И что сейчас происходит?
Клайв покачал головой:
— Боюсь, не предвидится никаких кратчайших путей. Остается только кропотливо собирать факты, снова и снова сортировать доказательства, постоянно объяснять. Продавать будущее людей, которые давно и безуспешно борются с пустыней. — Он замолчал, испытующе глядя на меня. — Но почему я рассказываю это вам, юная Лорел? Не знаете?
Он не часто называл меня по имени, и я просветлела:
— Я же сама вас спросила. И мне это интересно. Вы так стремитесь к достижению своей цели, а я всегда восхищаюсь людьми, которые знают, чего хотят, и могут этого достичь.
— Похоже, вы сами сделаны из того же теста?
— Я? Вы имеете в виду, как я боролась за сохранение гостиницы? Я была в отчаянии, и если бы вы не согласились дать мне время, не знаю, что стала бы делать.
— Неужели? Не могу поверить, что, если бы я отказал вам, вы бросили бы эту затею. Вы отнюдь не беспомощный человек, поэтому я и не ждал, что вы начнете говорить: «Я всего лишь слабая, беззащитная женщина», чтобы вышибить у меня слезу. Уверен, вы могли бы запереться в доме, устроить засаду или, чего доброго, подсыпать мне в кофе отраву вроде гербицидов.
Он весело посмотрел на меня, и я приняла вызов:
— Не искушайте меня, а то можете еще пожалеть. Где же мне достать гербициды?
Мы оба рассмеялись, и весь остаток дня я провела в отличном расположении духа.
Я по-прежнему была на седьмом небе от счастья, когда за ужином тетя Анита, разливая суп, спросила: