Впрочем, Бренна не могла ее осуждать. Этот доктор Стэнтон был весьма привлекателен.
Только что, черт возьми, он делает здесь, на острове Скай?
— У него, судя по всему, какие-то неприятности, — сказала Бренна, — и от них-то он и бежал из Лондона.
— Неприятности?
Гленденинг уловил ее беспокойный взгляд, пересекая комнату и направляясь к низкому буфету, где держал графин с виски.
— Не знаю, — ответила Бренна. — Но знаю только, что ни один умный человек, а доктор Стэнтон, похоже, умный человек, не приехал бы сюда по доброй воле, чтобы практиковать в качестве местного врача. Уж тем более, раз у него было хорошее место в Лондоне. Это было бы чистым безумием. Поэтому я объясняю это тем, что он совершил нечто ужасное и что у него отобрали лицензию. Это, по-моему, единственное объяснение.
. — Ничего подобного не произошло! — с раздражением перебил ее Гленденинг, наливая виски в два стакана. — Я лично написал в его колледж, и меня заверили, что он блестящий кандидат на то, чтобы занять место, но прежде они хотели заручиться его согласием.
— Ага! — вскричала Бренна с такой энергией, что собаки переполошились. — Это и есть то самое, о чем я толкую. У него что-то с головой.
Гленденинг вручил ей стакан с виски, и лицо его выразило беспокойство:
— А что, он производит впечатление человека не в своем уме?
— Ну, пожалуй, нет…
К сожалению, он производил впечатление человека с ясной головой.
Она нахмурилась и отставила в сторону свой стакан с виски. Внезапно лицо ее просветлело.
— Хотя он ведь прыгнул за Стабеном в ледяную воду!
Граф рассмеялся вполне добродушным смехом.
— В таком случае, — с явной радостью заявил Гленденинг, — все в порядке. Он один из тех.
— Из каких — тех? — Бренна смотрела на него с любопытством.
— Он ведь не вел с Майрой разговоров о религии?
— О религии? Конечно, нет. О чем ты толкуешь?
— О Стэнтоне — с пафосом воскликнул Гленденинг, закатывая глаза и обращаясь к потолочным балкам. — О ком же еще? Я думаю, Бренна, тебе придется признать, что причина того, что этот малый отправился сюда, заключается в том, что он хочет творить добро, помогать несчастным, и в прочей чепухе. Ну, тебе знаком этот тип. Фанатик. Человек, готовый сражаться за правое дело. Лондон кишмя кишит такими, как он.
Бренна фыркнула:
— О, конечно! Высокопрофессиональные и хорошо оплачиваемые врачи — притча во языцех, потому что они в любой момент готовы собрать свои манатки и покинуть город, в котором добились успеха и положения, для того чтобы работать за гроши в какой-нибудь крошечной прибрежной деревушке на Гебридах. Должно быть, вы забыли об этом, милорд. — Она покачала головой. — Я жила в Лондоне. Я знаю, что это за люди. Они точно такие же, как те, которые вытеснили моего отца с его места и лишили медицинской практики. Среди них нет ни одного, способного пожертвовать своей благоустроенной уютной жизнью ради, — она оглядела комнату, и губы ее презрительно искривились, — ради вот этого.
— Это, — сказал Гленденинг, и при этом вид у него был уязвленный, — должен тебе сообщить, самый древний замок на острове Скай. И, как видишь, он все еще стоит.
— Не сомневаюсь в этом, — заверила графа Бренна.
Удовлетворенный тем, что она вопреки его опасениям не стала хулить его дом, граф отсалютовал девушке своим стаканом с виски.
— Ты не должна верить никакой клевете о нем, Бренна, — заявил Гленденинг, — он сказал, что приедет, и вот он здесь, и я не стану отсылать его назад в Лондон. Он останется здесь.
— Ладно, — ответила Бренна. — В таком случае я задам вопрос. Где он будет жить?
Внезапно Гленденинг перестал улыбаться и со стуком поставил свой стакан с виски.
— Ты прекрасно знаешь, Бренна, — сказал он ровным низким голосом. Она кивнула.
— Итак, — спросила она, — кое-что изменилось, верно?
Казалось, Гленденинг был смущен, но полон готовности проявить решительность.
— Это ничего не меняет, — ответил он, приближаясь к ней и останавливаясь в нескольких футах от нее, скрестив на груди свои мускулистые руки. — Тебе следовало бы знать, Бренна, что я намерен идти до конца и добиваться своего.
— Ты можешь добиться этого, — возразила она, пожимая плечами, — только через мой труп.
Он скрипнул зубами, и в свете камина она заметила, как желваки заходили у него на скулах.
— Да ну же, Бренна, — сказал он, — будь разумной.
— Я разумна, — возразила она. — Но это чудовищный поступок даже для тебя.
Он нахмурился.
— Послушай, — обратился к ней граф, и в голосе его ясно послышалась обида. — Думаю, я весьма терпелив, если принять во внимание обстоятельства. Я терпеливее, чем был бы на моем месте любой другой парень, Бренна. Я не думал, что ты столкнешься с этим малым у Майры и узнаешь все именно таким образом, но не могу сказать, что меня это огорчило. Я должен был это сделать, Бренна. Я вправе был это сделать. Это ты все запутала.
— Я?!
Бренна вскочила, взбудоражив собак, убаюканных ее нежным поглаживанием и до сих пор крепко спавших у ее ног.
— Это я-то все запутала? Ты прекрасно знаешь, что я предлагала тебе платить ренту тысячу раз. Если бы ты хоть раз намекнул мне, я бы…
— Да, это ты все запутала, Бренна! Ну посмотри ты на себя! Ты носишь штаны, как мужчина… О, ради всего святого!
— Значит, все дело в этом? — спросила она, перешагивая через одну из гончих и подходя к нему вплотную, так что ее подбородок оказался вровень с его грудью. — Никакого обсуждения? Никаких переговоров?
— Никаких, — ответил граф. — Мы уже достаточно говорили. Ты знаешь мое мнение. А теперь тебе ясно и то, что я выиграл. Жаль, что мне приходится прибегать к таким мерам, но ты не оставила мне выбора. А теперь скажи, когда мне ожидать тебя?
Она не могла удержаться от смеха.
— Ты, должно быть, шутишь?
— Вовсе нет. — Она заметила, что он изо всех сил старается держаться достойно. — Я совершенно серьезен.
— Возможно, ты и серьезен, но не особенно дальновиден. У меня, представь себе, есть выбор.
Теперь он не мог скрыть тревоги:
— Выбор? Какой выбор?
— Я могу уехать с острова Скай.
Надо отдать ему должное, он не впал в панику. Вместо этого он заговорил с удивительным спокойствием:
— Конечно, ты могла бы это сделать. Но следует признать, Бренна, что ты не смогла бы жить нигде, кроме острова Скай…
— Не смогла бы жить?
— Да. Ты нигде бы больше не прижилась.
