Первой на пути бунта к Оренбургу стояла крепость Илецкий городок. Здесь, на левом, «бухарском» берегу Яика у впадения степного Илека жили казаки, переселённые в Оренбуржье из Малороссии. Они не получили от хозяев Яика рыбных промыслов и пахали поля. Поэтому их главные ценности были крестьянские – власть и собственность, а не казачьи – равенство и справедливость.
Четырьмя сотнями илецких казаков командовал атаман Лазарь Портнов. Увидев на горизонте тучу пыли от войска мятежников, он хотел спустить по Яику заготовленные плоты, чтобы они сшибли мост. Бунтовщики станут перебираться через Яик вплавь, и тогда их можно будет побить картечью. Но свои же товарищи не дали Портнову уничтожить переправу. Однако атаман Овчинников всё равно не рискнул переходить реку по мосту и перевёл отряд на левый берег по отмелям былинного острова Кош-Яик. Сияя осенними рощами, остров лежал посреди Яика, словно груда золота. Илецкий городок сдался без боя.
Яик не широк и не глубок, по нему не ходят корабли, и как в нём утонул Чапаев – совершенно непонятно. Но Яик – русский Нил: он дал жизнь окрестным пустыням, он установил ход времени, он прочертил границы между народами и государствами
Бунтовщики разграбили дом Портнова. Деньги, пистолеты и сабли забрали себе. Висевший в горнице портрет императрицы истыкали пиками и выбросили на двор. В сундуках нашли атаманское платье. Емельян скинул пропотевший зелёный бешмет и дырявые сапоги и обрядился во всё новое. Вот теперь, в богатой бараньей шапке, он выглядел как настоящий царь.
Портнов провёл ночь в погребе под замком. Утром его вывели на площадь, где ветерок с Яика покачивал петлю виселицы. Самозванец важно восседал на жеребце Портнова, в атаманском седле и в атаманской одёже. Илецкие казаки покорно стояли на коленях с иконами в руках – присягали босяку. Держа Портнова за локти, казаки сунули ему к усам медный крест: целуй самозванцу! Атаман, ругаясь, забился в руках изменников и харкнул под копыта своему коню. «На релю!» – приказал Пугачёв, указывая нагайкой на виселицу.
Емельян дерзко брал на себя грех казни атамана. Ему нужна была власть над казаками. Как её добиться? Бунт – это толпа. Она безымянна. Но все по имени запомнят того, кто отдаст приказ о казни. Власть над бунтом – это имя вожака. Присягой имя не укрепить: от неё казаки могут отречься, как уже отреклись от присяги Екатерине. И битвой имя не укрепить: с битвы могут убежать. А казнь назад не отыграешь. Кровью казней напитается плоть имени.
На Илеке Пугачёв одержал победу в личной борьбе за власть. Покорение крестьянского Илека потребовало демонстрации власти – крестьянской ценности. И сразу, как цепная реакция, началось «воцарение» Пугачёва. 83-летний илецкий казак Фёдор Дубовский при всём народе узнал в Пугачёве царя Петра Фёдорыча. Дубовский служил в столице и видел государя воочию. Казаки понимали: цари – они от бога, где бог – там чудо, и жители Илецка уже пересказывали друг другу чудо, случившееся с Петром Фёдорычем. На мосту через Яик заупрямилась пушка – то колесом в щель провалится, то повернёт не туда. Пётр Фёдорыч велел отрубить пушке уши и сечь её плетями, и пушка закричала, как лошадь.
Илецкий портрет Пугачёва
В Илецке Пугачёв сформировал новый полк, и его атаманом стал молодой илецкий казак Иван Творогов. Через год на Узенях изменник Творогов погонится за Пугачёвым, чтобы связать и сдать властям: в душе Творогова крестьянская выгода победит казачье братство. Помилованный Екатериной, в ссылке в Пернове – эстонском городе Пярну – Творогов переживёт пугачёвщину на 45 лет.
Как царь, Пугачёв взял себе пажа – 11-летнего сына атамана Портнова. Этот мальчик пройдёт с Пугачёвым всеми дорогами бунта, а потом о брошенном сироте позаботится сама императрица. На попечении державы отрок вырастет и тоже будет служить казаком на Яике-Урале.
Илецкий богомаз Прохоров подобрал на атаманском дворе брошенный в грязь портрет Екатерины, почистил, заштопал и намалевал персону ожившего императора. В 1924 году этот портрет отыщется в запасниках Исторического музея. Реставраторы осторожно коснутся его щёточками – и над головой Емельяна из-под краски откроются очи Екатерины.
Жуткое супружество императрицы и самозванца в 1775 году наяву увидит в Петербурге Мартемьян Бородин, новый атаман Яицкого войска. Но за это свидетельство он расплатится жизнью.
Маленькие трагедии «транжементов»
Войско Пугачёва поднималось по Яику, словно косяк на нерест. И речными порогами стояли на Яике крепости-«транжементы». Они были небольшие, размером с футбольное поле. Квадратом шла куртина: невысокий земляной вал с оградой поверху. Внизу – ров. По углам выдвигались плечи бастионов, каждый бастион – с чугунной пушкой. Особые выступы куртин назывались редантами, дощатые площадки на бастионах – барбетами. Внутри крепости располагались казармы, цейхгаузы – склады оружия, пороховые погреба, храм и дом коменданта. Вроде бы – несерьёзное укрепление, но по степи не ходят пешком, а для всадников «транжемент» оказывался неприступным. Рядом с крепостями размещались форштадты – казачьи посёлки. Гарнизоны «транжементов» состояли из местных казаков и сменных солдатских рот.
Мыс, где стояла Нижнеозёрная крепость
Двигаясь на Оренбург, маленькая армия Пугачёва подступилась к маленькой крепости Рассыпной, которую защищал маленький гарнизон майора Веловского.
Бунтовщики поскакали на приступ. Крепостица звонко отлаивалась из четырёх пушчонок. Солдаты из ружей бабахали поверх брёвен ограды. Майор Веловский с бастиона махал платком, командуя залпами. Бунтовщики с гиканьем и пальбой носились вокруг крепости на конях, как на каруселях. Но за спиной у солдат крепостные казаки ломали ограду. И на очередном обороте бунтовщики бросили коней в ров, разбрызгали осенние лужи, взлетели на взрытую куртину и ворвались в крепость. Пугачёв «взял на слом» Рассыпную.