— Что-то случилось? — спрашивает Стивен. — Всего-то царапина. В виде предупреждения. — И ухмыляется. — Вы вроде сказали, что он ваш враг. А кто такой этот Череп?
Мы смотрим на него, и все. А он опять:
— Кто такой Череп? — Потом плечами передернул. — Не хотите — не говорите.
Встал на колени рядом с костром. Плюнул туда, слюна зашипела. Джорди выругался чуть слышно; а потом к нему вернулся голос.
— Череп, — говорит, — это Чарли Черрис. Самый безбашенный пацан в наших краях.
— Так, Дейви? — спрашивает Стивен.
— Угу, — киваю.
— Череп — их кореш, — говорит Джорди. — Крепкий орешек. Здоровый, паскуда. И без тормозов. Он тебя теперь убьет. И нас тоже.
А Стивен снова:
— Так, Дейви?
— Угу.
— Ах ты господи! — говорит. — Что же я наделал?
Всхрапнул, сделал вид, что ахает и дрожит.
— Монстр! — говорит. — Ой как страшно!
— Вот идиот, — пробормотал Джорди.
Стивен наклонился над огнем, лицо так и светится. Уголья, окружающие апостола, мерцают во тьме. Стивен пошевелил их палкой. Отгреб от статуэтки горячую золу.
— Двигаем, — шепнул я Джорди.
Но тут опустил глаза — и лицо, таращившееся из пламени, точно поймало меня на крючок.
— Ну как, поспел, мой апостол? — спрашивает Стивен. Тычет в него палкой. — Готов выйти из пламени и спасти нас?
Поднялся на ноги, голова обрисовалась на фоне луны. Раскинул руки. Поднял палку над головой. А потом быстро опустил и указал на огонь.
— Встань, — говорит. — Встань, мой апостол. Ходи по земле. Спаси нас от мучителей наших. Повелеваю: встань!
Мы с Джорди все пятимся. Стивен рассмеялся.
— Нет, — говорит. — Не поспел пока. Нужно еще прожарить.
Снова засыпал статуэтку золой. Подкинул еще хвороста, рассмеялся.
— Не обращайте внимания, — говорит. — Я просто придуриваюсь. Так вы говорите, этот Чарли Черрис — монстр?
Мы — ни слова.
— Вы его боитесь, он ваш заклятый враг?
Мы — ни слова. Стивен улыбнулся сквозь полумрак и отблески костра.
— А знаете, — говорит, — мир будет гораздо лучше без таких, как Череп. Вам не кажется?
Мы — ни слова. Он опять:
— Верно?
— Верно. — Это Джорди.
Стивен на меня посмотрел.
— Верно, Дейви? — спрашивает.
Я молчу, а он смотрит. В конце концов я пожал плечами и кивнул:
— Верно.
И тут мы услышали, как до нас эхом доносится голос — слабый, дрожащий, прерывистый голос:
— Стивен! Стивен Роуз! Где ты, Стивен Роуз?
— Дурка, — говорю.
— Безмозглая тетка, — говорит Стивен. — Я лучше пойду, а то меня отправят куда-нибудь в другое место. А я ведь этого не хочу, верно? — Заглянул мне в глаза. — Особенно сейчас — здесь столько всяких дел. — И был таков.
— Сам он безмозглый, — пробормотал Джорди. — Нужно как-то объяснить Черепу, что мы тут ни при чем.
— Так он и станет слушать, — говорю. И чувствую руки Черепа на горле, его ботинок на лице. — Пошли.
И мы припустили прочь.
На следующее утро я проснулся ужасно рано. Рано вышел из дому. Дошел до каменоломни. Ночью случились заморозки. На глинистом пруду — каемка льда. Я присел на корточки над углями. Разгреб золу и пепел. И вот он лежит там — чумазый, черный, как зола, твердый, как камень. В нем сохранилось немного тепла, но скоро он пропитается холодом. Я поплевал на его лицо, отчистил: спокойное, самое обычное лицо, человек из Феллинга. Обычный случайный прохожий. А потом сердце у меня замерло. Эта глиняная фигурка была мной. Из моих рук на меня смотрело мое собственное лицо.
Меня пробила дрожь. Я перекрестился. Закрыл глаза. И произнес слова из молитвы:
— Избави нас от лукавого…
Часть вторая
13
— Ну и которая? — спрашивает папа. — Та, что слева, или та, что справа? Та, что прицельно заглядывает в окно, или та, что прицельно не заглядывает? Та, что…
Я вздохнул. Мы сидим за столом, едим хлеб, поджаренный с яйцом, пьем чай. Девчонки уже раз пять прошли мимо окна. Фрэнсис все заглядывает в него, но делает вид, что не заглядывает. Мария делает вид, что увидела что-то очень интересное в небе. За руки держатся. Хихикают, рты до ушей.
— Брюнетка или блондинка? — спрашивает папа.
— Фрэнсис или Мария? — спрашивает мама.
Папа хохочет:
— А на Джорди которая из них глаз положила?
Прошли снова. Папа все подначивает, задает вопросы.
Я ем, пью и делаю вид, что не смотрю на девчонок. А потом они исчезли.
— Упустил шанс, — говорит папа.
— Больно надо.
А он мне:
— Да ну?
— Обе, по-моему, очень симпатичные, — сказала мама.
Папа хохочет:
— Твоя мама все знает и все видит.
И подкинул мне на тарелку еще кусочек.
— Только смотри не вздумай за ними бегать, — говорит мама. — Всему свое время. Иди лучше мячик попинай или придумай что-нибудь с Джорди.
Я выхожу, а они в конце улицы, в зазоре между домами. Я, подойдя ближе, сбавил шаг. Все прикидываемся невидимками, но, когда я с ними поравнялся, Фрэнсис сказала:
— Говорить будешь?
— Ну.
— Давай тогда.
— Чего «давай»?
— Говори.
— Привет.
— Привет, — отвечает. — А с Марией поздороваешься?
Как бы сделать, чтобы сердце не стучало и дыхание выровнялось?
— Привет.
Мария закусила губу, покраснела, смотрит на меня искоса.
— Привет, — говорит.
Посмотрели друг на друга, а на большее не хватило. Мария пошла дальше. Фрэнсис рассмеялась:
— Что ж, хоть какое начало.
И пошла следом, а я — в другой зазор, к дому Джорди.
Он был в саду за домом. Старая дверь, в которую он метает ножи, как всегда, прислонена к изгороди. На ней нарисован человеческий силуэт. Нож он метал как обычно — чтобы попасть совсем рядом с фигурой. На голове и туловище — сотни отметин: столько раз они с отцом промахнулись за долгие годы. Я вошел, и Джорди сразу передал нож мне:
— Валяй! Твоя очередь, Дейви. У меня сегодня ничего не клеится.
