Мы входили в Чашу с севера, узким проливом между мысом Мизены и небольшим островком Просидой. Прямо перед нами, на противоположной стороне залива, вырисовывались очертания большого острова Капри, похожего на скалистый перст, указующий в небо. Солнце стояло высоко, день был прекрасный, и даже над водой не было никаких признаков обычной дымки. Пространство между нами и проливом, отделявшим Капри от мыса Минервы, было залито золотистым светом. Среди множества рыбачьих лодок под разноцветными парусами выделялись более крупные паруса торговых судов и паромов, переправлявших через залив пассажиров и грузы из Суррента и Помпеи на южном берегу в Неаполь и Путеолы на северном.
Мы обогнули мыс, и перед нами открылась вся панорама залива, сверкавшего в лучах солнца. Громада Везувия, встававшая в дымке над деревней Геркуланум, венчала ее. Этот пейзаж всегда производит на меня огромное впечатление. Гора вздымается на горизонте подобно большой пирамиде со срезанной вершиной. В пышной зелени плодородных склонов, покрытых лугами и виноградниками, Везувий господствует над Чашей как некое щедрое, великодушное божество, как символ постоянства и спокойствия. Некоторое время, в первые дни восстания рабов, Спартак скрывался со своими людьми в чащах высоко на его склонах.
Огибая мыс Мизены «Фурия» держалась близко к берегу и теперь, повернувшись кормой в сторону Везувия, величественно входила в закрытую гавань. Паруса были убраны, матросы сновали по палубе, закрепляя канаты и снасти. Я отодвинул Экона в сторону, опасаясь, как бы он не запутался в извивавшихся по настилу канатах.
Он осторожно шевельнул плечом, освобождаясь от моей руки, давая понять, что он уже взрослый мужчина, но голова его вертелась во все стороны именно с мальчишеским восхищением — он старался увидеть все сразу. Его глаза ничего не упускали. Внезапно он схватил меня за руку и указал на отчалившую от пристани лодку, направлявшуюся к «Фурии». Лодка подошла к судну. Марк Муммий перегнулся через борт и вопросительно прокричал что-то. Услышав ответ, он выпрямился и глубоко вздохнул — был ли то вздох облегчения или сожаления, я не понял. Он взглянул наверх и нахмурился при моем приближении.
— За время моего отсутствия ничего не решилось, — вздохнул он. — Таким образом, вы понадобитесь. Во всяком случае приплыли мы не зря.
— Значит, теперь вы можете официально подтвердить, что мой наниматель Марк Красс?
Муммий посмотрел на меня с сожалением.
— Вы, наверное, считаете себя очень умным, не так ли? Надеюсь, что когда потребуется, вы не разочаруетесь. А теперь спускайтесь — вот трап!
— А вы?
— Я последую за вами несколько позже, осмотрев судно. Теперь вы переходите в руки Фауста Фабия. Он сопроводит вас на виллу в Байи.
Мы с Эконом спустились в лодку, где нас приветствовал стоя рыжебородый человек в темно-синей тунике. У него было молодое лицо, но в уголках кошачьих зеленых глаз я заметил резкие морщинки. Ему было, вероятно, лет тридцать пять — примерно столько же, сколько и Муммию. Он пожал мне руку, и я увидел на его пальце кольцо патриция. Род Фабиев один из самых древних, древнее Клавдиев. Величественность в Фаусте Фабии была естественна, он стоял в крошечной зыбкой лодке, словно в триумфальной колеснице.
— Вы действительно тот, кого зовут Сыщиком? — Голос у него был мягким и глубоким. Говорил он, приподняв одну бровь, — это было так типично для многих патрициев, что я иногда подумывал, не наградило ли Небо старинную аристократию дополнительной мышцей во лбу специально с этой целью.
— Гордиан, из Рима, — представился я.
— Отлично, отлично. Вам лучше сесть, если вы, разумеется, не чемпион по плаванию.
— Я вообще не умею плавать, — пришлось мне признаться.
Фауст Фабий кивнул.
— Это ваш помощник?
— Это мой сын, Экон.
— Отлично. Очень хорошо, что вы прибыли. Гелина успокоится. Она почему-то вбила себе в голову, что Муммий должен был вернуться вчера вечером. Мы все говорили ей, что это невозможно — даже при самых благоприятных обстоятельствах корабль не мог бы вернуться раньше, чем сегодня после полудня. Но она не желала ничего слушать. Перед тем как лечь спать, она распорядилась о том, чтобы каждый час в гавань посылали человека: узнать, не прибыла ли «Фурия». Можете себе представить, какой в доме хаос! Ах, ведь Муммий, кажется, ничего не должен был вам говорить. — Он увидел мой озадаченный взгляд. — Да, таковы были его инструкции. Не беспокойтесь, вам все объяснят. — Он повернул лицо навстречу ветру и глубоко вздохнул, предоставив воле ветра свою рыжую гриву.
Я оглядел гавань. «Фурия» была самым большим из стоявших на якоре судов. Остальные лодки были либо рыбачьи, либо прогулочные. Мизены никогда не были слишком оживленным портом, большая часть торговых операций проходила через Путеолы — крупнейший торговый порт Италии. И все же мне казалось, что в Мизенах было более тихо, чем должно было бы быть, особенно если учесть, что рядом находились окрестности Байи с их знаменитыми минеральными источниками. Я поделился этой мыслью с Фаустом Фабием.
— Значит, вы уже здесь бывали? — спросил он.
— Несколько раз.
— И хорошо знакомы с торговыми судами, и с деловой жизнью на побережье Кампаньи, не так ли?
Я пожал плечами.
— За последние годы дела постоянно вынуждали меня посещать берега Чаши. Я не специалист по морским перевозкам, но вряд ли ошибусь, сказав, что гавань выглядит слишком пустой.
По его лицу промелькнула легкая гримаса.
— Вы совершенно правы. Сейчас, когда в море пираты, а внутри страны Спартак, повсюду торговля переживает застой. Люди не решаются ни ездить по дорогам, ни плавать по морю, тем более удивительно, что Марк решил послать за вами «Фурию».
— Марк? Вы имеете в виду Марка Муммия?
— Нет, разумеется. У Муммия нет собственной триремы! Я имею в виду Марка Красса. — Губы Фабия тронула слабая улыбка. — Но вы вряд ли знали об этом, не так ли, пока не сошли на берег? Ну, вот мы и доплыли. Держитесь крепче — эти неуклюжие гребцы… можно подумать, что они пытаются протаранить вражеский корабль. Кандалы на «Фурии» могли бы оказаться им полезны.
Ступив на настил пристани, я снова посмотрел на гавань.
— Вы хотите сказать, что сейчас здесь вообще нет никакой торговли?
Фабий пожал плечами. Я отнес его гримасу на счет традиционного патрицианского презрения ко всему, что касается торговли.
— Разумеется, парусные лодки и скифы снуют взад и вперед по Чаше, развозя товары и пассажиров между деревнями, — сказал он. — Но у крупных пристаней в Путеолах все реже и реже швартуются большие корабли из Египта и даже из Испании. К тому же через несколько недель навигация вообще прекратится на зиму. Что же касается поступления товаров из центральной части страны, то весь юг Италии в настоящее время во власти Спартака. Он серьезно укрепился на зиму в горах вокруг Турии, после того как целое лето терроризировал район восточнее Везувия. Там был уничтожен весь урожай, дотла сожжены фермы и виллы. Базары пусты. Хорошо хоть то, что местные жители могут обходиться без хлеба: ни один человек в этих краях не умрет с голоду, пока в Чаше водится рыба, а в Лукринском озере не перевелись устрицы.
