Я оставила гореть единственную большую свечу в этой комнате с кусками воска, лежащими на досках, из которых я потом велю изготовить три кроватки и колыбель. Мне было жаль, что здесь раньше была гардеробная со стоком, по которому нечистоты сливались прямо в Темзу, до того как началась новая эпоха ночных горшков в закрывающемся стульчаке, заменивших простые ночные горшки. Но когда я сказала, что хочу использовать это помещение как собственную часовню, куда больше никто не мог бы заходить, сток пришлось перекрыть, стены отскрести, а черный ход прорубить из коридора для слуг. Таким путем эта свечница и ее страж – я использую Николаса Саттона, потому что он стремится вернуть себе наше расположение – будут входить и выходить. Бедняга Николас: он и его родня потеряли состояние, связавшись с проигравшей в войне стороной, а я знаю, что он честолюбив и хочет изменить свое положение и обеспечить будущее рода.
Я погладила один из кусков этого чудесного воска, который где-то в сельской местности нашел для меня Николас. Воск был гладкий, как детская щека, которой, возможно, он когда-нибудь станет. Я молилась, чтобы она оказалась хороша, эта Верайна Весткотт. Мне известно, что в ее мастерской изготовляют превосходные пропитанные воском ткани для саванов и гладкие бездымные вотивные свечи, которые она режет так искусно, что, глядя на свечу, которую мне подарили, я слышу ангельское пение.
В этом моем святилище мои дорогие будут покоиться под моей защитой… но вот снова я вижу брата Ричарда в тот последний день. Наши жизни в опасности, в королевстве царит хаос, мы тайно пробрались в Аббатство, спрятав драгоценности в постельном белье. Все рушилось. Только два сына среди нас, семи дочерей, – драгоценные сыновья, которые должны были оказаться на троне. Старший, принц Эдуард, провозглашенный новым королем, был привезен из замка Ладлоу в Уэльсе в Тауэр нашим дядей Ричардом, герцогом Глостерским, дабы быть под его защитой, – так нам объяснили. Увы! Ложь, кругом ложь. Мы, женщины, – мать, я, мои сестры – столпились вокруг Ричарда, когда они пришли за ним, сказав, что он должен находиться вместе со своим братом, быть товарищем его игр.
– Я не могу позволить своему последнему сыну остаться без материнской заботы, – настаивала мать, ее красивое лицо вытянулось и побледнело. Она стояла перед епископом и стражниками, которых прислал дядя. – Бесс, что делать, что мне делать? – шептала она мне, потому что я, ее старшая дочь, семнадцати лет от роду, оказалась для нее единственным советником и утешителем в нашей изоляции после смерти отца. – Мы не можем разрешить уехать и Ричарду.
– Но ведь они правы, когда говорят, что Эдуарду там одиноко, – убеждала я ее. – Нужно поддерживать в нем бодрость, ведь он законный король. Насколько веселее им будет вместе!
Ричард тоже умолял мать.
– Да, мама, пожалуйста, я хочу поехать. Прошу тебя, не бойся. – У него были белокурые волосы и голубые глаза, как у всех нас, унаследованные от наших красивых родителей. Ему было десять лет, и голос у него еще не ломался. И я слышу его до сих пор, милый, высокий голос. – Я буду помогать Эдуарду, защищать его, буду учиться и играть вместе с ним, а когда он станет править, буду на его стороне, – убеждал мальчик.
– Бесс, я этого не вынесу, – сказала мама, словно не слыша его.
– Ведь нам дал слово епископ, дал слово дядя Ричард, – говорила я ей. – Почему бы мальчикам не быть вместе и не поддерживать друг друга, как мы с тобой здесь поддерживаем одна другую?
Вот это и решило все, я уверена. Какая глупость – поверить моему дяде, поверить человеку, рвущемуся к власти, особенно такому, кто сам провозгласил себя королем, как впоследствии мой муж.
Миссис Верайна Весткотт
На следующее утро, едва рассвело, я с удивлением увидела, что Ник Саттон поджидает меня снаружи в одиночестве, но конь у него только один. Одет он был проще, чем накануне: поношенные сапоги для верховой езды, шерстяная куртка и короткий плащ. Что-то изменилось? Мне сегодня не придется ехать? Я выскочила из дома, таща кожаную сумку, набитую инструментами, предназначенными для того, чтобы резать и разглаживать воск. Первое, о чем я попрошу, – это медный чайник и уголь, чтобы греть его, ведь Ее Величество сказала, что у меня будет все, что мне нужно.
При этой мысли я покраснела, потому что мне нужен был кто-то вроде Ника Саттона. Сильный, красивый, смелый, – как Ланселот в легендах об Артуре, думала я. В своих самых диких, самых дурацких мечтах я хотела, чтобы за мной ухаживал Ник Саттон, а не Кристофер Гейдж.
Мы пожелали друг другу доброго утра. Он сразу объяснил, что Сибил не смогла приехать, а Ее Величество не хочет, чтобы кто-то еще знал, как обнаружить меня во дворце или в городе, поэтому возить меня туда и обратно будет он один. Я видела, что он уверен, что слову королевы – да и его собственному – следует повиноваться беспрекословно; кроме того, я понимала: королеве нужно сохранить тайну. Неужели ей приходится скрывать свое стремление сберечь память о своих детях и своих братьях даже от короля? При этом я осознавала, что мне придется придумать для своих родных и, возможно, друзей достаточно убедительную историю о том, почему я каждый день уезжаю из дома с таким красавцем, несомненно, благородного происхождения, как бы он ни был одет сегодня.
Ник сложил мои вещи в седельный мешок и подсадил меня в седло позади себя. Я почувствовала себя неловко, когда мне пришлось ухватиться за него, а он скомандовал басом: «Поехали!» Удивительно, но в этот момент мне было наплевать, увидит нас Кристофер или нет, потому что я уже придумала историю, чтобы скрыть правду, хотя, вероятно, в конце концов придется за все это расплачиваться. Но надо сознаться, скакать на коне, прижимаясь бедрами к телу этого человека, было, мало сказать, приятно – это было совершенно потрясающе.
– Ты знаешь, почему на самом деле послали за мной? – спросила я, когда мы повернули к реке.
– Знаю, потому что это мне предстоит привозить вас работать и увозить обратно и охранять. Я постараюсь не беспокоить вас во время работы.
Что он, шутит? Разумеется, он не знает, как волнует меня. Или, возможно, как раз знает, как вообще действует на женщин. Интересно, женат ли он, пусть и не на Сибил Винн. Я решила сменить тему и сказала:
– Сегодня ты одет по-другому.
– Позаимствовал наряд у грума из королевских конюшен. В зависимости от поручений Их Величеств я одеваюсь, переодеваюсь, скачу в деревню или остаюсь в городе. – Он фыркнул, а я ощутила, как его ребра поднялись и опустились.
– Ты служишь им обоим или только королеве? – Хотя я говорила, обращаясь к его широкой спине, а уличный шум не смолкал, он, похоже, отлично меня слышал.
– По большей части королеве, хотя, думаю, по распоряжению короля, но все это долгая история.
На причале у Стил-Ярда он помог мне взойти на тот же баркас, что прежде, хотя теперь на нем не было полога, остались обитые скамьи.
– Вы слишком молоды, чтобы быть такой искусницей, – сказал он, повернувшись ко мне, когда баркас поплыл по реке. Он так пристально разглядывал меня, что я едва не пожалела о возможности говорить с его спиной во время поездки верхом. Но даже если я покраснела, он мог подумать, что от резкого осеннего ветра.
