— Покровительница Америк, — не допускающим возражений тоном сказал Нил, когда возник этот вопрос.
— Обеих? И Северной, и Южной?
— В самую точку.
В большинстве изданий, представленных здесь, уже появились материалы о прошлом Теофилуса Грейди и его «Мужественных всадниках», собранные по крупицам журналистами, поработавшими в Вашингтоне и Нью-Йорке. Нилу почти не пришлось копаться в прошлом, работая над теми двумя статьями, которые он написал для своей колонки. На Лулу произвело впечатление то, каких высот он добился. О собственной колонке мечтает каждый журналист периодических изданий. Нила пытались переманить несколько интернет-газет, однако он пока что не мог решить, где сосредоточено будущее средств массовой информации.
— Печатная массмедиа умерла, — заверил его Николас Пендант.
— Умерли. Слово «массмедиа» множественного числа.
— Точно?
— У вас что, нет службы корректуры?
— Разумеется, служба корректуры у нас есть. Но, так или иначе, Нил, газеты умирают по всей стране. И дело не только в поголовной неграмотности. Просто если хочешь получить самые свежие новости, гораздо проще и быстрее войти в «Меркурий».
«Меркурий» был одним из набиравших силу интернет-изданий, и Пендант мог это доказать.
— Теперь у вас есть ссылки на мою колонку.
— Вот видишь? Значит, ты сам заглядывал к нам.
В настоящий момент Нила устраивали обхаживания Пенданта.
— Ник, все вы приводите одни и те же аргументы.
— С кем ты еще разговаривал?
— Я не привык рассказывать о том, с кем целуюсь.
— Нил, сколько бы тебе ни предложили, обещаю дать больше. Честное слово.
— Я запомню.
— Дай слово, что ни с кем не подпишешь контракт, предварительно не переговорив со мной.
— Даю.
На Лулу эти перспективы не произвели никакого впечатления:
— Всемирная паутина? Только не это.
— Лулу, возможно, за этим будущее.
В поисковых системах, социальных сетях и всем остальном она разбиралась так же плохо, как и он. Когда-то журналистика заключалась просто в том, чтобы излагать слова на бумаге и отправлять их в печать. Теперь новости поступали мгновенно и распространялись по всему миру посредством каких-то неведомых процессов, в которых, похоже, разбирались только подростки. И тем не менее Нил теперь пользовался лэптопом и отправлял материалы для своей колонки по электронной почте. Однако в конечном счете его статьи появлялись в печатном виде, как и прежде. Если газета живет один день, то что можно сказать о том, что появляется на экране компьютера?
— Я уж лучше буду динозавром, — сказала Лулу.
— У тебя слишком гладкая кожа.
Нил попытался было накрыть ее руку своей ладонью, но Лулу тут же отдернула ее. Хороший знак, если ему действительно был нужен хороший знак. Податливая Лулу — это что-то невозможное по своей сути.
Принесли еще два коктейля. Лулу взяла стакан, перелила в него то, что оставалось от предыдущего коктейля, и приветственно его подняла.
— За папу римского, — сказал Нил.
— За папу. — Лулу отпила большой глоток. — Я даже не могу сказать, когда в последний раз пила так много.
— Это простительный грех.
— Пить?
— Не пить.
Она накрыла его руку своей. Своей левой рукой. Колец больше не было. Неужели они действительно вернулись на первую клетку?
— Я только что подготовила материал по кампании молитв по четкам, — сказала Лулу.
Эта кампания, о которой было объявлено по EWTN[10], родилась в голове у Мириам Дикинсон, нестареющей активистки католического движения, которая называла себя потомком знаменитой поэтессы.
— Как можно быть потомком Амхерстской девственницы?[11]
— Тайным.
— Разве что.
Кампания набирала силу; ее уже благословили несколько епископов. Обрушить на небеса бурю молитв, чтобы образ Мадонны Гваделупской невредимым вернулся в храм.
— Нил, а что, если его так никогда и не найдут?
— Читай молитвы по четкам.
— Читаю.
Нил ей поверил. В Лулу очень тонко сочетались вкус к жизни и набожность. Ее ладонь по-прежнему лежала на его руке. Он прижал свои колени к ее коленям, и Лулу повернулась на стуле:
— Следи за своими коленями.
— Мне пришлось бы согнуться пополам. Я говорил тебе о своем возвращении?
— Неужели?
— Точно.
Она состроила гримасу. Ее колени снова соприкоснулись с коленями Нила.
На экранах телевизоров, расставленных вокруг, появился крупный мужчина с красным лицом.
— Халворсон, — простонала Лулу.
Со всех сторон послышались крики: «Прибавьте звук!» Наступило затишье, и зал наполнили сочные звуки голоса священника Халворсона, ярого сторонника отделения Церкви от государства.
— Нам незачем ввязываться в эту драку, — произнес нараспев Халворсон. — Нельзя вовлекать мощь Соединенных Штатов Америки в религиозную свару, которая не интересует подавляющее большинство американских граждан. Знаю, что кое-кто из наших соотечественников разделяет верования тех, кто поклоняется этому изображению, и это их право, которое я буду отстаивать до последнего вздоха. Однако это дело личных убеждений, а не вопрос национальной политики.
Халворсона возмутил призыв группы конгрессменов от обеих партий, потребовавших от президента направить на границу войска. Губернатор Луизианы уже объявил мобилизацию национальной гвардии; бессмысленный жест, ибо у штата нет границы с Мексикой, через которую тек бы поток нелегальных иммигрантов. Однако сама мысль о том, что федеральные войска будут привлечены к тому, что сейчас происходило на южных границах страны, вызвало у Халворсона праведный гнев.
Конгрессмены утверждали, что армия защитит границу от вторжения вооруженных иностранцев. Пока что «Минитмены» сдерживали напор, однако у них не было достаточно сил, чтобы одновременно охранять границу и отбивать удар с тыла, нанесенный теми, кого поднял призыв Мигеля Арройо.
Образ Халворсона исчез с экранов; у телевизоров снова приглушили звук, и все продолжили выпивать.
— Молитвы — это хорошо, — заметил Нил, — но Игнатию Ханнану пришла в голову дельная мысль.
