Врачи обещали, что как только она вернется в колонии, пупок ей вернут, но Аника была уверена, что если они и сдержат слово, то пупок ее уже будет другим, не таким, как раньше, а значит, и возвращать его не имеет смысла.
– Может быть, ограничимся просто особой формой одежды? – спрашивала она комитет по контролю над предстоящим исследованием, но они лишь качали головами.
Именно из-за этой операции Аника Крейчи и встретилась с Максом Верноном во второй раз. Вернее, он сам встретился с ней.
– Говорят, ты готова отказаться от исследования, потому что боишься лишиться пупка? – спросил он, когда Аника явилась в его кабинет.
– Я не боюсь лишиться пупка, а просто не хочу. И нет, я не откажусь от исследования, если меня заставят делать операцию, – Аника пыталась сдержать улыбку, но не могла. – К тому же пупок – это ведь не нос, верно?
– Верно, – согласился глава колоний.
Он подошел к Анике и начал расстегивать ей блузку. Казалось, обнажившаяся грудь совершенно не интересна ему – Вернон смотрел только на пупок.
– Думаю, когда все закончится, врачи смогут не только вернуть его, но и сделать лучше, – сказал он, заглянув Анике в глаза.
– Я не хочу лучше, я хочу, чтобы он был таким, как сейчас, – сказала она.
– Значит, будет как сейчас, – пообещал ей Вернон и отвел к старому дивану, потертая кожа которого на этот раз уже не показалась Анике такой липкой и мерзкой, как прежде.
– И снова никакой репродукции? – спросила Аника.
– Не сейчас, – сказал Вернон.
Спустя полчаса они расстались – холодно и официально.
* * *
Подписание договоров и обязательств проходило в здании комитета. Белое непрозрачное стекло, из которого по большей степени состояли стены здания, изнутри выглядело серым и невзрачным. Стальной цвет не придавал сочности, как это планировалось изначально, а угнетал и давил официальностью – так, по крайней мере, казалось Анике. Такое же впечатление произвели на нее и члены комитета. На их фоне Аника отметила, что, будучи таким же политиком, Макс Вернон разительно отличается от них. Эти люди были…
Ей в голову пришли фантастические идеи, появлявшиеся в прессе. Идеи о том, что в недалеком будущем комитет будет сформирован исключительно из машин. Ведь для того, чтобы анализировать и работать по заданной программе, не нужна человеческая пластичность сознания и творческий подход. Все это лишь формулы, догмы, сложные вычисления. И сейчас члены комитета, казалось, пытались соответствовать этому образу. Сталь, стекло и серые лица. Если бы не репортеры и съемочная группа, то Аника смогла бы поклясться, что это еще когда-нибудь приснится ей в кошмарном сне. Но сейчас кроме серых лиц членов комитета здесь были и обычные люди. Да, и здесь был Макс Вернон.
Неосознанно Аника старалась держаться как можно ближе к нему. Ничего личного, просто среди людей комитета он выглядел самым настоящим, самым человечным. В старом кожаном диване в его кабинете – и в том было больше жизни, чем в этих серых лицах. О диване Аника вспомнила, когда случайно коснулась руки Макса Вернона. Он не заметил этого прикосновения. Не заметили и репортеры. Да и Аника почти не заметила, потому что это было на уровне чувств. Ничего общего с материальным миром, и уж тем более миром политики. По крайней мере, ей хотелось так думать. Особенно если учитывать, что то, чем они занимались с Вернон на диване, не понимается и не одобряется комитетом. Никакой репродуктивной функции. Никакой пользы для общества. Словно время повернуло вспять и они снова оказались в изжившей себя эпохе до Возрождения.
Политика стала какой-то живой, неспланированной. Особенно если судить по тому факту, что, когда с формальностями в комитете было покончено, глава колоний отказался от кортежа и прошел пешком два квартала от здания комитета до своей администрации. Вначале члены его команды старались держаться рядом, отделяя Вернона от жителей Седьмой колонии, но Вернон отослал их прочь. Аника шла рядом с ним, вспоминая известные сведения о жизни до Возрождения.
Тогда людей было слишком много, чтобы ценить жизнь одного из них. Тогда фанатики и конкуренты устраивали покушения на президентов. Да что президентов! Аника где-то читала, что в те времена убивали и просто так – из ревности, после приема наркотиков, ради азарта и чувства опасности. Сейчас все это было в прошлом. Когда ценность жизни возведена в абсолют, а центр мира насчитывает семь тысяч человек, глава колоний может позволить себе пройти пешком два квартала без охраны. Может побыть один. И это желание, казалось, поняли даже рядовые жители, которые оставили Макса Вернона. Аника тоже хотела отстать, раствориться в толпе.
– Если ты сейчас свернешь на перекрестке, то окажешься в моем кабинете раньше меня, – сказал неожиданно Вернон. – Раньше всех, – добавил он так, чтобы никто кроме Аники не смог его услышать.
Потом он ушел – неспешно, словно турист, приехавший из соседней колонии. «И что это значит?» – подумала Аника, провожая главу колоний взглядом, хотя старый кожаный диван уже мелькал перед глазами. Она чувствовала его запах. Чувствовала вкус сладкого вина во рту. «И никакой репродукции», – подумала Аника и тут же сама пристыдила себя за подобные мысли.
По дороге в кабинет Вернона она пыталась убедить себя, что осталась еще пара подписей или какие-то договоренности, не предназначенные для оглашения общественности. Она увидела здание администрации и ускорила шаг, понимая, что сомнения замедлили ее и Вернон должен уже вот-вот появиться из-за поворота. Перед дверью в кабинет главы колоний Аника снова на мгновение засомневалась, как засомневалась, когда спустя четверть часа в кабинет вошел Макс Вернон.
– Я все правильно сделала? – растерянно спросила она.
– Почти. – Вернон посмотрел на старый диван и закрыл дверь в свой кабинет.
Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и начал расстегивать пуговицы своей идеально белой рубашки. Аника подошла к дивану и тоже начала раздеваться. Они не разговаривали, не смотрели друг другу в глаза. Даже когда все закончилось – молча оделись и разошлись, вернее, ушла Аника. Происходящее казалось и странным, и нормальным одновременно. В конце концов, кто знает, каково это – вступить в отношения с главой колоний? Кто знает, каково это – иметь отношения, не заботясь о репродукции?
Аника подумала, что когда окажется в Городе клонов, в бывшей Первой колонии, то старая база данных сможет дать ей ответы на многие вопросы. «Скорее бы», – нетерпеливо думала она. Впрочем, с таким же нетерпением Аника ждала и новой встречи с Максом Верноном, который, как она надеялась, был просто обязан проститься с ней. Проститься в своем кабинете, уложив на этот старый кожаный диван…
Но прощания не было. По крайней мере, такого прощания, как хотела Аника. Хотя Вернон и появился на причале, когда корабль с экспедицией готовился к отплытию, его кабинет остался недосягаем. Причал скрылся из вида, но Аника все еще надеялась, что глава колоний сможет устроить им настоящее прощание.
