Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
В это время от англичан стали поступать жалобы, что экспортируемые в Россию товары перепродаются в Германию; Уманский решительно отвергал эти претензии и, в свою очередь, обвинял США в дискриминации Советского Союза в пользу Англии. Уэллес обращался в различные оборонные ведомства страны с просьбой получить разрешение на отправку заказанных Советским Союзом материалов. Однако эти ведомства также боялись передачи оборудования Германии. Все усилия заместителя госсекретаря с целью обеспечить приоритет для заказов Амторга и добиться их отправки оказались напрасными. Переговоры Уэллеса с Уманским продолжались все в той же бурной манере, несмотря на то что в США их подвергали открытой критике. Министры Иккес и Моргентау не доверяли Уэллесу; они полагали, что он не прилагает достаточных усилий для того, чтобы заручиться дружбой России. «Мне непонятно, – заявил Иккес, – почему мы не предпринимаем максимум усилий для того, чтобы подружиться с русскими. Именно сейчас, когда это особенно важно… Такими темпами, если падет Англия, у Соединенных Штатов в мире совсем не останется друзей». Другие американцы считали, что администрация Рузвельта зашла слишком далеко. Комитет по делам вне Америки заклеймил Москву как врага свободы, такого же безжалостного, как и Германия. Кроме того, эта организация обвинила советскую сторону в том, что Советы якобы защищают финансовые интересы стран оси в США. Обе палаты: и сенат, и палата представителей – единодушно денонсировали отмену морального эмбарго. Часть прессы сошлась во мнении, что подобная политика несовместима с декларируемым лозунгом о предоставлении максимальной помощи Англии. Поскольку моральное эмбарго было объявлено снятым в момент, когда Акт о ленд-лизе находился в стадии обсуждения, это породило почву для опасений, что под него попадет и Россия35. Тем не менее, поскольку администрация искала советской дружбы, пусть и преследовала при этом свои рациональные цели, акцентирование на том, что Советский Союз не будет включен в список стран, на которые распространяется ленд-лиз, еще более осложнило бы положение. Наконец, 11 апреля Государственным департаментом была принята общая установка, согласно которой разрешался экспорт готовых изделий, которые не были востребованы программой обороны или правительствами стран, получающих помощь по ленд-лизу. Это ни в коей мере не решило проблемы Уэллеса и не смягчило позицию Уманского36.
В то же время по Европе довольно активно циркулировали слухи о неминуемом нападении Германии на Советский Союз. Но если в Кремле и подозревали что-то похожее, там никак даже не намекали на это. Москва продолжала поставлять немцам пшеницу; с Дальнего Востока по Транссибирской железной дороге в Берлин доставляли резину. Для того чтобы не вызвать недовольства наци, русские даже отказались от своего проюгославского политического курса. Еще 6 февраля 1941 г. посол Соединенных Штатов в Румынии пришел к выводу о том, что все признаки свидетельствовали о «скором начале войны между Германией и Россией». Американский торговый атташе в Берлине Сэм Вудс узнал о том, что наци обсуждают планы нападения на Советский Союз, еще летом 1940 г. В январе 1941 г. друг Вудса, работавший в немецком правительстве, скрытно передал ему под покровом темноты в одном из театров копию Директивы № 21, подписанной Гитлером. В данном документе описывалась подготовка Гитлером операции «Барбаросса», вторжения в Россию. Даже тогда, когда билль о ленд-лизе все еще находился в стадии обсуждения, американское руководство уже знало, что советско-нацистское соглашение вот-вот разлетится вдребезги37.
Несмотря на то что 1 марта он получил на это разрешение, Штейнгардт отказался передать эту информацию народному комиссару Молотову в Москве. Штейнгардт опасался, что Советы воспримут это как попытку англо-американцев втянуть Россию в войну на своей стороне, или что это заставит русских искать путей к миру за счет Турции или Финляндии или обеих этих стран, или что это приведет к еще большему сближению Москвы и Берлина. 1 марта в Вашингтоне, после консультации с Рузвельтом и Халлом, Уэллес рассказал Уманскому о планах Гитлера. Как отметил Уэллес, «мистер Уманский сразу же сильно побледнел. Какое-то время он молчал». Затем он поблагодарил Уэллеса и выразил благодарность от лица своей страны. Какое-то время казалось, что дипломатический климат вот-вот прояснится. В конце марта Уманский поделился с Уэллесом опасениями относительно Германии, назвал несущественными возникшие в советско-американских торговых переговорах трудности, а также объявил о том, что у Советского Союза и США совпадают долгосрочные политические цели. Но к апрелю из Кремля снова повеяло холодом, несмотря на все слова Уманского об экономическом соглашении и взаимопонимании во внешней политике. Он дал понять Уэллесу, что для начала Америка должна была признать Прибалтику частью России. Затем 13 апреля Москва заключила Пакт о нейтралитете с Японией: Кремль стремился избежать войны на два фронта38.
Американское общественное мнение, не зная о нависшей угрозе вторжения нацистской Германии в Россию, бурно выражало протест против советско-японского пакта. Многие граждане трактовали это как зеленый свет для Японии в Азии. Другие, в том числе некоторые конгрессмены-изоляционисты, видели в этом поражение Гитлера. Но, как и предсказывал Штейнгардт, 20 апреля «Правда» объявила, что этот договор сорвал попытки англо-американцев втянуть Россию в войну. В мае советско-американские отношения еще больше откатились назад; это случилось после того, как по требованию американских военных снова было реквизировано промышленное оборудование, закупленное и оплаченное Амторгом. Уманский обвинил США во враждебных происках. Англичане, пытаясь добиться дружбы с русскими, тоже испытывали трудности. Как и Вашингтон, Лондон предупредил Москву о планах Германии, однако не получил на это никакого ответа. В начале июня Великобритания предложила России помощь в случае нападения нацистской Германии. Из Кремля ответили, что они оценили бы этот жест, если сначала в Англии признают нынешний статус стран Прибалтики. По крайней мере, в этом политика Кремля оставалась неизменной39.
Американский Государственный департамент был обеспокоен тем, что Черчилль, стараясь достичь взаимопонимания с Советским Союзом, изменит свою позицию относительно государств Прибалтики. Англичане заверили американцев, что они будут твердо отстаивать свою линию, но в то же время просили, чтобы США после нападения пересмотрели свою политику относительно оказания помощи советской стороне. Ответ Госдепартамента был прохладным: «Мы не делаем шагов по сближению… Мы относимся к ним (русским) сдержанно. Мы не поступимся своими принципами». 10 июня Халл потребовал от России отозвать двух военных атташе, объявив их персонами нон грата, но Уманский сумел оспорить это решение. 14 июня США заморозили банковские счета всех европейских держав, включая СССР, и в этом случае протест
Уманского успеха не имел. 21 июня отдел по европейским делам Государственного департамента сделал заявление, что Соединенные Штаты намерены снять часть ограничений на экспорт для Советского Союза в случае нападения Германии, однако при условии, что это не повлияет негативно на осуществление программы помощи Англии. Далее в заявлении говорилось, что, даже если Россия и вступит в борьбу с Германией, это не означает, что она сражается и придерживается в международных отношениях тех же принципов, что и Соединенные Штаты. В отличие от отчужденного тона Госдепартамента более гибкий президент Рузвельт проинструктировал Винанта, чтобы тот сообщил Черчиллю о том, что Америка присоединится к любому заявлению о союзе с Россией, которое тот может сделать, если Советский Союз подвергнется нападению. Таким образом, соглашение о совместных действиях англо-американцев по отношению к России существовало лишь на самом верху. Сам Черчилль в Англии, отвечая на вопросы репортеров о том, как он, яростный антикоммунист, может поддерживать Россию, коротко ответил, что «если бы Гитлер совершил нападение на ад, я как минимум сделал бы заявление в пользу дьявола в палате общин»40.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
