Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Когда практиканты возвращались в управление, Братеев поинтересовался у Виктора:
— Ты спортом занимаешься профессионально?
— А что?
— Да так! Хватка у тебя, как у истинного профи. Да и тренированность чувствуется. Столько пробежал и не задохся… Хочешь продолжить занятия в нашем «Динамо»?
— А я уже…
— Что «уже»? — не понял Роман.
— Занимаюсь. Скоро на первенство России выступать поеду.
— Иди ты! — не поверил Братеев. — И каким же видом спорта ты занимаешься?
— Борьбой. Выступаю в сборной Москвы в категории «до семидесяти девяти килограммов».
— Так ты тот самый Воробьев… — удивленно проговорил Роман. — Тогда все ясно! Как же я тебя сразу не узнал? Я же видел, как ты месяц назад нашего Гогу сделал. Это была классика!
…Прощаясь со мной, Братеев сказал:
— Александр Григорьевич, хорошо бы вам встретиться с бывшим тренером Воробьева. Он сейчас как раз у нас в «Динамо» работает. А когда мы впервые познакомились с Виктором, он сборную Москвы тренировал. Уникальный мужик!
— Да, я знаю, — сказал я. — Мне о нем Виктор рассказывал. Это Владимир Алексеевич Поддубняк.
— Так точно! — по-военному ответил тот.
Я пожал руку Роману и вышел на лестничную площадку.
«Вот таким образом началась служба Виктора в милиции, — подумал я. — А завтра, прямо с утра, надо будет наведаться к Поддубняку. Попробую побольше узнать о Викторе и его спортивных успехах…»
Думая так, я спустился вниз и, выйдя из подъезда, остановился, чтобы оглядеться вокруг. Не знаю, что подсказало мне отпрыгнуть в сторону. Но только в то самое место, где я только что стоял, врезался самый что ни на есть обыкновенный кирпич.
«Откуда он взялся в крупноблочном доме?» — задался я вопросом, задрав голову вверх. Кирпичу было взяться просто неоткуда. Разве что из воздуха…
Ночью мне привиделись люди без лиц. Точнее, нет. Лица этих людей скрывали маски, белые гипсовые маски с дырками для глаз и рта. Они окружали стройного мускулистого мужчину, в котором я без труда узнал Виктора Воробьева. Он не обращал на них внимания, его взгляд был устремлен поверх их голов, куда-то вдаль. А они, пытаясь привлечь его, размахивали руками, что-то наперебой тараторили, подпрыгивали, отталкивали друг друга…
3Домой Рафаэль вернулся только на следующий день. Переживания и бессонная ночь отразились на нем так, что жена сразу заметила его осунувшееся лицо, темные круги под глазами.
— Иди, поешь, — сказала она.
— Не хочу, — вяло отмахнулся Рафаэль, скидывая с плеч пальто прямо на руки жены. — Пойду спать…
— А что это у тебя в кармане?.. — спросила Мария Ивановна через пару минут, когда Рафаэль, переодевшись в уютную пижаму, развалился на шикарном двухместном супружеском ложе из дорогого итальянского гарнитура.
Рафаэль открыл глаза и увидел в руках жены трусики их дочери.
— Это Каришины… — сонно пробормотал муж.
— Вижу, что не мои! — грозно сверкнув глазами, повысила голос Мария Ивановна. — Ты чего это себе позволяешь, старый кобелина?!
— Да ты что, Машка?.. — даже привстал на постели Рафаэль. — Это ж я взял их специально, чтобы отнести в милицию…
— Что же не отнес? — сбавила тон жена.
— Замотался с делами… Совсем про них забыл… Понимаешь?
— Не понимаю! — отрезала Мария Ивановна. — О дочери ты должен помнить всегда и всюду при любых обстоятельствах!
— Я о ней всегда помню! — твердо и даже как-то зло проговорил Рафаэль. — И поверь мне, больше ее никто и никогда не обидит!
— Вот как раз об этом нам с тобой и надо поговорить, — сказала Мария Ивановна, теребя девичьи трусики в руках. — Ты понимаешь, что Карише нельзя будет вернуться назад в школу? Пойдут всякие сплетни, слухи. Ей там житья не дадут всякие насмешники.
— Я об этом также думаю. Давай переведем нашу дочурку в другую школу. А что? Это идея! Новые люди, новые впечатления… Мы сможем даже устроить ее в какую-нибудь частную элитную школу в другом конце Москвы.
— Есть предложение получше, — заметила супруга Рафаэля, проходя в спальню и присаживаясь на край кровати.
— Слушаю тебя, — Рафаэль в настоящий момент олицетворял собой само внимание.
— Главврач больницы, где сейчас лежит Кариша, предложил поместить ее в закрытый частный центр для девочек, переживших насилие. Там очень хорошо: индивидуальные занятия, развитие способностей, изучение иностранных языков, а главное — психологические… Как это он сказал? «Психологическая кор-рек-ти-ров-ка», — по слогам произнесла Мария Ивановна трудное для нее слово.
— Об этом мы подумаем, — кивнул Рафаэль.
— Ты, наверное, не все понял… — продолжала жена. — Этот центр ре-а-би-ли-та-ции находится в Англии!
— Ух, ты! Это даже лучше, чем я мог вообразить, — обрадованно улыбнулся Рафаэль. — Я согласен! Слышишь ты? В Англию нашу дочурку — и никаких гвоздей!.. А мать твою немую, — улыбаясь чему-то, добавил он, — мы отправим в деревню к твоей младшей сестре, Василисе Ивановне. Там ей будет лучше…
— Нашел повод, чтобы избавиться от мамы… А что будем делать с милицией? — спустила с небес на землю Рафаэля жена. — Ты им ничего не сообщил, насколько я могла понять? Это им может показаться странным. Ведь врачи из больницы, куда доставили нашу дочку, должны были уже известить компетентные органы о факте изнасилования. Что ты на это скажешь?
— С этим я как-нибудь сам разберусь. Придумаю что-нибудь. Скажу им, например, что не буду требовать возбуждения уголовного дела против насильников. Зачем ломать юношам будущую жизнь? Да и в милиции брать на себя лишнюю работу, думаю, не захотят. Раз нет заявления от родителей потерпевшей, значит, нет и самого преступления…
— Нет, Рафик, что-то тут не так… — недоверчиво покачала головой жена, и это вызвало бурную реакцию со стороны мужа:
— Сколько раз тебе можно повторять, чтобы ты никогда не называла меня этим дурацким именем. Рафаэль я, понятно?
— Что ты орешь, оглашенный?! — завелась в свою очередь Мария Ивановна. — Я тебе дело говорю!
— Молчи, дура! Будешь тут мне еще на мозги капать!
— Ну и черт с тобой! — произнесла жена, резко встав с кровати. — Делай, как знаешь, умник! В одном ты прав, маму, пока у нас все не уладится, мы должны отослать в деревню к Василисе. Там ей будет лучше…
* * *
Дядя Петя, как понял впоследствии Лепила, был человеком невредным. Да, он любил хватить лишку под хорошую закуску, посудачить за столом с умным собеседником, пофилософствовать, вспоминая старые времена. А вспомнить дяде Пете было что, ведь он прожил на этом свете семьдесят шесть лет и навидался всякого.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70