Кабачок «Маленький Ханс» на северной стороне бухты Маар принадлежал к числу его излюбленных пристанищ. Здесь Фише обычно коротал вечера, когда у него водились деньжата, сюда он и направил свои стопы в этот дождливый ноябрьский четверг. Когда Фише вошел, в самом начале седьмого, народу еще почти не было, и он некоторое время просидел за длинным столом с бутылкой пива и рюмкой можжевеловой водки в полном одиночестве. Сидел, изо всех сил стараясь экономить спиртное, докуривая сигареты покойника, и размышлял над тем, не лучше ли сразу оповестить полицию. Долг долгу рознь, как говаривали прежде. Тут появились три или четыре хороших приятеля, и Фише, верный старой привычке, отложил дело на потом. «Суетиться глупо, — подумал он. — Бог спешки не любит, а тот мужик все равно не воскреснет».
Когда ближе к часу ночи Фише рухнул на свою продавленную постель в холостяцкой гостинице на Армастенстраат, в голове у него, правда, вертелось много всякого, но никак не мертвое тело возле какой-то пустынной парковки в Диккене и не требовательный голос остатков чахнущей совести.
Следующий день — пятница — выдался дождливым и унылым. Большую его часть Андреас Фише пролежал в постели, чувствуя себя не совсем здоровым и разбитым, и только утром в субботу позвонил в полицию — из телефона-автомата на Центральном вокзале — и спросил, не хотят ли они получить кое-какую информацию.
Ему ответили, что, в принципе, хотят. Однако сразу дали понять, что не собираются платить ему ни гроша.
Фише быстро проанализировал ситуацию. Потом гражданская сознательность взяла верх, и он совершенно бесплатно рассказал, что в пригороде Диккен, пожалуй, стоит забрать труп. На парковке, поблизости от поля для гольфа, возле ресторана, как он там, черт возьми, называется.
Если он не ошибается, этого человека убили.
Когда полицейский принялся спрашивать его имя, адрес и тому подобное, Фише сразу повесил трубку.
— Как давно? — спросил комиссар Рейнхарт.
— Трудно сказать, — ответил Меуссе. — Точно определить пока не могу.
— Ну, на твой взгляд, — настаивал Рейнхарт.
— Хм… — произнес Меуссе, рассматривая лежащее на мраморном столе тело. — Три-четыре дня.
Рейнхарт подсчитал:
— Значит, во вторник или в среду?
— Во вторник, — уточнил Меуссе. — Если тебя устроит чистая догадка.
— У него довольно изможденный вид, — заметил Рейнхарт.
— Он мертв, — сказал Меуссе. — Все время идет дождь.
— Да-да.
— Хотя начальник, наверное, старается на улицу не выходить?
— По мере возможности, — ответил Рейнхарт. — Значит, всего два удара?
— Достаточно одного, — уточнил Меуссе, поглаживая лысину. — Если знать, куда целиться.
— А убийца знал?
— Возможно, — сказал Меуссе. — То, что ударили примерно сюда, довольно естественно. Через макушку к виску. Второй… удар по шее… интереснее. Он более профессиональный. Перебивает шейный отдел позвоночника. Так можно убить лошадь.
— Понятно.
Меуссе пошел в угол, к раковине, и стал мыть руки. Рейнхарт остался у стола, разглядывая покойника. Мужчина, судя по всему, лет тридцати. Возможно, чуть моложе. Довольно худой и довольно высокий: метр восемьдесят шесть, как сообщил Меуссе. Одежда лежала на другом столе и была самой обычной: синие джинсы, долгополая зеленая ветровка, тонкий, довольно изношенный шерстяной свитер, бывший когда-то светло-серым и местами еще сохранивший цвет. Простые коричневые туфли-мокасины.
Никаких документов, удостоверяющих личность. Ни бумажника, ни ключей — вообще никаких личных вещей. Ясно как день: кто-то очистил его карманы.
Не менее очевидно и то, что кто-то убил его, ударив по голове и шее каким-то тупым предметом.
«Ага, — подумал Рейнхарт. — Опять приплыли».
Меуссе кашлянул, и Рейнхарт понял, что пора оставить его в покое. Перед уходом он бросил последний взгляд на лицо покойного.
Лицо узкое, вытянутое. Его чуть портили широкий рот и крупные черты. Волосы длинные, заправлены за уши и собраны на затылке в хвостик. Темная щетина и маленький шрам под левым глазом. Что-то в нем казалось знакомым.
«Я тебя уже где-то видел», — подумал Рейнхарт.
Затем он покинул судебно-медицинскую лабораторию и вернулся в полицейское управление.
Инспектор уголовной полиции Эва Морено засунула фотографии обратно в папку и кинула ее через стол Рейнхарту.
— Нет, — сказала она. — В списке его нет. У нас, вообще, за последнюю неделю только три заявления об исчезновении. Женщина из дома для престарелых в Лере, у нее старческий маразм, и мальчик пятнадцати лет, сбежавший из дома.
Роот перестал жевать печенье.
— Три, — заметил он. — Ты сказала «три».
— Да, — подтвердила Морено. — Правда, третья — змея. Думаю, ее мы тоже можем исключить.
— Змея? — переспросил Юнг.
— Зеленая мамба, — пояснила Морено. — Похоже, исчезла из квартиры на улице Келнерстраат в ночь с понедельника на вторник. По словам хозяина, она смертельно опасна. Но добрая. Может убить человека за две секунды, отзывается на имя Бетси.
— Бетси? — переспросил Роот. — У меня когда-то была подружка, которую звали Бетси. Она не была доброй, но тоже исчезла…
— Спасибо за информацию, — сказал Рейнхарт, постучав трубкой по столу. — Пожалуй, достаточно. Говорят, что тропические змеи, в любом случае, не особенно хорошо переносят такую погоду. Но думается, что кому-нибудь скоро уже пора начать разыскивать нашего убитого парня. Если Меуссе прав…
— Меуссе всегда прав, — вставил Роот.
— Не перебивайте меня, — велел Рейхарт. — Если Меуссе прав, то парень лежал в кустах со вторника, а большинство людей обычно начинает звонить, выждав не более одного или двух дней… я имею в виду близких.
— Если у него таковые имеются, — добавила Морено.
— Одинокие старики могут лежать мертвыми по полгода, — заметил Юнг.
— Да, такие нынче времена, — вздохнул Рейнхарт. — Кстати, не только старики. Я тут читал о женщине, которой еще полтора года после смерти выплачивали пенсию. Женщина лежала в погребе с картошкой, а деньги ей переводили прямо на счет… Бр-р… в хорошеньком мире мы живем. Юнг, что тебе сказали в ресторане?
Юнг открыл блокнот.
— Я пока поговорил только с парой тамошних служащих, — объяснил он. — Никто из них по фотографии его не узнал, но завтра днем мы встречаемся с двумя людьми, работавшими во вторник. Если все произошло именно тогда, то не исключено, что они смогут его опознать… или хотя бы рассказать, заходил ли он к ним.
— Еще что-нибудь есть? — спросил Рейнхарт, раскуривая трубку.
— Да, машина, — ответил Юнг. — Там на парковке, очевидно, со вторника или среды стоит старенький «пежо». Мы проверили и узнали, что машина принадлежит некоему Эльмеру Кодовски. Его нам, к сожалению, найти не удалось. По словам консьержа у него дома, он работает на нефтяной платформе где-то в Северном море…
