Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 10
– Это ты ещё в институте училась?
– На последнем курсе. Сижу, зубрю, а она мяч кидает. Попала в меня. А потом – в шкатулку. Шкатулка – фарфоровая, старинная… прабабушкина. Разбила, конечно. Я Аньке – по попе. Она ревёт – и я с ней реву.
– А ты почему?
– Да как-то всё вместе сложилось. Устала. Стыдно. Аньку жалко. И шкатулку жалко очень – я её с детства помню…
– Ну ты же придумала, как её склеить!
– Всё равно, трещинки-то видны. И на крышке кусочка не хватает. Так и не поняла, куда он закатился.
Я вздохнула:
– Жалко, не придумали такой суперклей – чтоб для всего…
Мама придвинула стул к моей голубой табуретке.
– Жень… Что-то случилось?
Я пожала плечами. Ну как об этом расскажешь маме?!
Я даже себе не могла объяснить, что сегодня произошло. И разве у нас получится сделать так – чтобы всё стало хорошо, будто ничего не было? Всё равно трещинки будут видны…
Хорошо, что у мамы зазвонил телефон. Она убежала, а ко мне пришла сонная Ветка.
И я занялась важным делом – стала чесать ей живот и кормить её варёной картошкой.
Всё утро я просидела рядом с часами на кухне. Двадцать минут десятого, половина, без пятнадцати… Анька говорит, что во время каникул будить людей раньше десяти – преступление. Без трёх минут… Пора! Пока я спущусь на первый этаж – будет как раз десять часов.
Мишка сразу потащил меня в свою комнату.
– Надо, чтобы Эльвира с нами к оврагу пошла. Мы всё равно без неё не сможем собаку забрать!
– И куда мы её заберём?
– Н-н-ну… Глеб говорил, что у родителей спросит…
– Глеб совсем рядом живёт. Она точно опять убежит к хозяйке. Это раз. А если ему не разрешат? Нам же СЕГОДНЯ её надо забрать. Это два…
– Слушай, Шерлок, не будь такой занудной! Может, я её домой приведу. А там что-нибудь придумаем. Это три!
– И кого это ты СНАЧАЛА домой приведёшь, а ПОТОМ уже станешь придумывать, что делать?
Мы даже не заметили, как в комнату вошла Мишкина мама. Она просто как из-под линолеума выросла. Встала рядом с диваном, подняла дырявый Мишкин носок и сказала:
– Ну? Рассказывайте.
И мы всё рассказали.
Мишкина мама ругала нас всю дорогу. Ругала, пока мы садились в машину, пока ехали вдоль трамвайных путей. Ругала, пока мы стояли на светофорах. Ругала, когда парковалась возле универмага.
Наверное, у неё остался ещё большой запас невысказанных слов. Я думаю, они скопились в Мишкиной маме, как пар под крышкой кастрюли-скороварки.
– У неё такой взгляд… просто пробивающий стены, – шепнул мне Мишка и нервно оглянулся – вдруг мама смотрит сейчас на него.
Зато с этим самым «пробивающим» взглядом Мишкина мама сразу уговорила Эльвиру отпроситься с работы на часик и съездить с нами. Она даже спорить не стала.
Мы только свернули к старым домам, а собака уже почуяла Эльвиру.
Снова мы шли на её голос. Но теперь это был не безнадёжный плач на одной ноте, а звонкий, переливающийся разноцветными красками лай.
Если честно, от этого счастливого лая мне стало ещё тоскливее.
– Рита, ко мне!
Эльвира сказала это совсем негромко – а собака уже бежала к ней. Она пыталась подпрыгнуть, лизнуть хозяйку в лицо, но у неё ничего не получалось, и она смешно поджимала хвост и прыгала снова.
Она совсем ослабела за эти дни. Серая шерсть на худой спине торчала замёрзшими клочьями. И глаза её тоже были серыми – как будто их засыпали пылью.
Эльвира шла не оглядываясь, а собака семенила за ней, волоча по снегу вытертый поводок.
У машины она стала тихонько скулить. Когда мы наконец уселись, Эльвира похлопала по сиденью рядом с Мишкой и сказала:
– Рита, место.
И Рита сразу залезла в машину и доверчиво вытянула шею, ожидая хозяйку.
А Эльвира захлопнула дверцу и пошла к остановке.
– Ау-у-у! – Под Ритин плач мы доехали до нашего подъезда, вошли в квартиру, отвели её в Мишкину комнату.
Хлопнула дверь – это Мишкина мама уехала на работу. Рита замолчала.
Мишка притащил с кухни кусок ветчины, куриную ногу. Он даже нашёл сырую отбивную – чтобы Рита выбрала, что ей больше хочется. И она выбрала.
Ей не хотелось видеть – ни меня, ни Мишку, ни нашу еду. Вообще – НИЧЕГО. Поэтому она легла и закрыла глаза.
На кухне Мишка подогрел какао, оставшееся от завтрака. Мы поделили его поровну.
– И что теперь? – спросила я, делая большой глоток. Со вчерашнего дня я ходила с ледяным комком в животе. Он не растаял от картошки, от утренней каши, от папиного поцелуя… Может, какао его растопит?
– Главное, до завтра потерпеть. Может, в деревне ей легче станет?
Я уставилась на Мишку – как будто он вдруг заговорил по-китайски.
– В какой ещё деревне?
Мишка хлопнул себя по лбу.
– Ой. Я ж забыл тебе рассказать! Мама нашему соседу звонила – это когда мы к Эльвире собирались и ты за курткой домой побежала.
И тут я уже разозлилась.
– Мишка, я всё равно ничего не понимаю! Ты можешь по-человечески объяснить?
– А как же дедукция? – не удержался Мишка. – Это же э-ле-мен-тар-но! У нас есть дом в деревне – это раз. У нас есть сосед дядя Витя – это два. Зимой, когда все разъезжаются, дяде Вите становится скучно. Это три.
– Помню! Ваш сосед ещё говорил, что, когда вы в город вернётесь, он мхом порастёт от тоски.
– Точно! Вот мы завтра все вместе к нему и приедем – никакого мха на нём не останется!
Мишка допил последний глоток и вытер шоколадные усы рукавом рубашки.
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 10
