Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
Отправляясь в походы, Олег уже вел с собой «множество варяг, и условен, и чюдь, и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны, и северо, и вятичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы», то есть всю совокупность племен и Северной, и Южной Руси.
Таким образом, именно Олег Вещий должен рассматриваться как создатель единой Руси, хотя историки нередко недооценивали его роль. Так, фигура Олега отсутствует в сонме героев, представленных памятником «Тысячелетие Государства Российского» в Новгороде, между тем как Рюрику там отведено одно из самых почетных мест. Это обусловлено его статусом основателя династии Рюриковичей, но все же недооценка Олега заведомо неправильна. Чуткий Пушкин воспел его в своей «Песни о вещем Олеге», которую начал с очень важного мотива:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…
Возможно, недооценка Олега объясняется той известной неопределенностью его образа, о которой шла речь выше: образ этот раздваивается – Олег как бы и воевода, и князь, он странно умирает в различных местах и т. п. Раздвоение произошло от слияния в один образ двух Олегов. Но так или иначе, в древнейших письменных памятниках, восходящих к первой половине XI века, – «Слове о законе и Благодати» митрополита Илариона и «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» монаха Иакова о князе Владимире сообщается, что он – сын Святослава и внук Игоря, а о предшествующих предках нет ни слова, хотя, казалось бы, следовало назвать здесь и прославленного прадеда – Рюрика. Это означает, что митрополит Иларион и монах Киево-Печерского монастыря Иаков не знали с полной достоверностью, кто именно был отцом Игоря, и лишь позднейшие летописцы решили объявить его сыном Рюрика (ради сохранения единства династии). Между тем шестьдесят лет, протекшие между рождением Игоря (если бы он действительно был сыном Рюрика) и рождением его сына Святослава явно неправдоподобны. А признать Игоря сыном Олега (разумеется, князя, а не другого Олега – воеводы) авторы XI века не могли, поскольку в исторической памяти два Олега уже слились в один противоречивый образ. Но именно он, Вещий Олег, должен быть признан основателем единого государства Руси. Хотя это и не значит, что до Олега государства не было: оно складывалось и развивалось на юге и на севере; более того, два центра государственности в той или иной мере имели связи друг с другом. Роль же воеводы-правителя Олега выразилась в окончательном объединении русских земель под властью Киева, и это было началом новой эпохи в истории России. Руси из Киева во Владимир
Путь Руси из Киева во Владимир[3]
Каждому человеку, хоть в самой малой степени знакомому с отечественной историей, внятны представления о Киевской и более поздней Владимирской (или иначе – Владимиро-Суздальской) Руси. Но конкретные причины и самый смысл возникновения Владимирской Руси после долгого – почти четырехвекового – существования Руси Киевской изучены далеко не достаточно, и вокруг этой проблемы шли и идут многообразные споры, подчас весьма острые. Особенно обострились такие споры сегодня, в период осложненных взаимоотношений между Киевом и Москвой – прямой наследницей Владимира.
Высший расцвет Киевской Руси относится ко времени князя Ярослава Мудрого, которого увенчивали также приравниваемыми к императорскому титулами «цесарь» и «каган». Правил он в Киеве (с небольшим перерывом) с 1016 года до своей кончины в 1054 году. Его правлению предшествовала та эпоха истории Руси, которую с полным правом следует назвать героической эпохой (IX–X века), – временем почти постоянных войн, дальних – тысячекилометровых – походов, интенсивной международной политики и торговли, всякого рода «странствий» Руси; эта героическая эпоха монументально воплотилась в богатырском, то есть именно героическом, русском эпосе, в былинах об Илье Муромце, Добрыне, Волхе Всеславьевиче и др.[4]
При Ярославе Мудром Русь окончательно входит в прочные территориальные берега и в значительной мере сосредоточивается на своих внутренних делах. Но этому, если вдуматься, не вполне соответствовало размещение ее центра, ее столицы, ибо Киев находился не столь уж далеко от южной границы Руси. Это было совершенно уместно или даже необходимо в эпоху «героических странствий», и закономерно, что другой важнейший город Руси IX–X веков – Ладога (он на полтора-два века старше Новгорода) также размещался на пограничье и был как бы северным «филиалом» Киева (все это убедительно доказано в целом ряде новейших трудов историков и археологов).
Своего рода завершение государственного формирования Руси и ее воля к внутреннему сосредоточению, в сущности, предопределяли перенос ее центра в глубь страны. Правда, во времена Ярослава Мудрого едва ли кто-либо думал о том, что величественнейший Киев перестанет быть столицей. Однако в 1157 году, всего через сто лет (срок для истории не очень уж долгий) после кончины Ярослава, столицей Руси фактически стал совсем еще молодой город Владимир-на-Клязьме. Этот город-крепость основал сорока годами ранее, в 1108 году, внук Ярослава, великий (не только по своему титулу) князь Владимир Мономах, в честь которого он и был назван, что, конечно, придавало городу особенное значение.
Широко распространено представление, согласно которому это перемещение столицы Руси объясняется прежде всего и главным образом набегами на Киев кочевников южнорусских степей, в особенности половцев. Правда, при углублении в суть дела неизбежно возникает вопрос: почему же Русь так убоялась степняков именно в XII веке, а, допустим, не в IX, когда с юго-востока на Киев так же нападали многочисленные враги, а страна была, без сомнения, гораздо менее развитой и могучей? Но еще существеннее другое: ведь именно в начале XII века набеги половцев (не говоря уже о других кочевых племенах) почти полностью прекратились!
Выдающийся специалист по истории кочевых народов С.А. Плетнева, опираясь на исчерпывающее исследование источников, составила выразительную таблицу, демонстрирующую хронологию и интенсивность половецких набегов на Русь.[5]Из таблицы явствует, что наибольший половецкий натиск приходится на 1090-е годы, затем имеет место постоянное снижение показателей, а между 1120 и 1150 годами не было ни одной атаки половцев, нанесшей сколько-нибудь значительный ущерб Руси. В этом нет ничего удивительного, ибо великий полководец и государственный деятель Владимир Мономах сумел нанести половцам такие сокрушительные удары, проводя столь взвешенную политику, что немалая их часть к 1018 году предпочла вообще удалиться на тысячу верст от границы Руси, на Кавказ, где половецкие воины, в частности, стали своего рода наемниками правителя Абхазского царства[6]Давида Строителя, а оставшиеся у границ Руси половцы «замирились» с Киевом. И нападения половцев на Южную Русь вновь становятся нередкими и наносящими ущерб только с 1160-х годов, то есть когда центр Руси уже находился в недосягаемом для них Владимире.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 114
