И резкое увеличение числа членов правительства СССР, и их относительная свобода от прежде весьма назойливой опеки со стороны отделов ЦК ВКП(б), местных парторганов — ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, и новая кадровая политика, обеспечившая приток квалифицированных специалистов на руководящие посты всех уровней, — все это оказало благоприятное воздействие на состояние советской экономики, в том числе и на улучшение оборонной промышленности. Однако более значимым последствием реформ можно считать стабильность, которая установилась с начала 1939 г. в самом правительстве.
Всего за первое полугодие 1938 г. репрессировали, невзирая на занимаемое положение, двух членов ПБ — заместителей председателя Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР С.В. Косиора и В.Я. Чубаря, двух кандидатов в члены ПБ — наркома земледелия Р.И. Эйхе и первого секретаря Куйбышевского обкома П.П. Постышева. И на том карательные акции вдруг прекратились. Правда, 29 марта 1939 г. та же участь постигла и наркома водного транспорта, председателя Комиссии партийного контроля (КПК) Н.И. Ежова. Однако его арест, снятие с должности, проведенные без какой-либо огласки, скрытно, уже никто не должен был рассматривать как настораживающий рецидив, опасный признак возвращения миновавшей практики. После этого члены высшего руководства страны могли чувствовать себя в полной безопасности, обрести уверенность в завтрашнем дне.
Вскоре после окончания работы XVIII съезда Кремль предпринял одну из последних попыток изменить к лучшему свои отношения с западными демократиями и добиться наконец их согласия на создание системы коллективной безопасности. Но только такой, которая позволила бы эффективно сдерживать дальнейшие поползновения стран-агрессоров и вместе с тем обеспечила бы СССР твердую гарантию того, что он, если война все же начнется, не останется один на один с Германией.
16 апреля 1939 г. М.М. Литвинов принял британского посла Уильяма Сиидса и возобновил с ним обмен мнениями о возможности создания в самое ближайшее время антигитлеровской коалиции. А буквально на следующий день, явно подталкивая, ускоряя события, НКИД направил Лондону и Парижу ноту, содержавшую предложение образовать широкий единый фронт миролюбивых стран. Замысел советского руководства заключался в том, чтобы заключить, прежде всего, трехсторонний договор о взаимопомощи, непременно включая и военную, сроком на пять или даже десять лет. Три державы, обезопасив себя, должны были предусмотреть вместе с тем и большее — необходимую поддержку «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР», то есть Финляндии, Эстонии, Латвии, Польше и Румынии, «в случае агрессии против этих государств». Наконец, нота содержала и еще одно принципиальное положение: в крайнем случае — при нападении Германии на одного или всех участников договора — стороны должны были «не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессором отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия».
Лондон и Париж, как то стало обычным для них, не торопились с ответом, хотя угроза войны становилась с каждым днем все реальнее. Выступая 28 апреля в рейхстаге, Гитлер объявил об отказе от англо-германского морского соглашения, а вскоре уведомил Варшаву о денонсации польско-германского договора о ненападении. Но даже и после такого явного выражения фюрером своих ближайших намерений кабинет Чемберлена продолжал выжидать и не спешил с ответом на советские предложения.
Обеспокоенное опасным равнодушием западных демократий, их вопиюще безучастной позицией, приближавшей Европу к катастрофе, руководство СССР сочло необходимым сменить главу НКИД. 3 мая ПБ приняло решение: «1. Удовлетворить просьбу т. Литвинова и освободить его от обязанностей наркома иностранных дел. 2. Назначить председателя Совнаркома т. Молотова наркомом иностранных дел». Видимо, узкое руководство полагало, что данная мера позволит повысить уровень все еще ожидаемых переговоров, а это, в свою очередь, ускорит заключение договора, единственно могущего предотвратить войну. Заодно в НКИД для обеспечения большей секретности его работы в столь ответственный момент направили из НКВД заместителем наркома В.Г. Деканозова и заменили заведующих отделами кадров, шифровального, дипсвязи, политического архива и начальника охраны наркомата. Сочло ПБ необходимым и извлечь из забвения С.А. Лозовского, прозябавшего два года в роли директора Государственного издательства художественной литературы, использовать его богатый опыт международника, приобретенный в 1921—1937 гг. на посту генерального секретаря Профинтерна, и 11 мая назначило Лозовского заместителем наркома иностранных дел.
Радикальные изменения в руководстве советского внешне-политического ведомства не оказались неожиданностью для дипломатического корпуса в Москве. Во всяком случае, еще 22 февраля поверенный в делах США А. Кирк сообщил в Вашингтон: «Влияние Литвинова упало настолько, что это может означать смену народного комиссара иностранных дел». Но не эти перемены, а все усиливавшаяся критика в парламенте позиции Чемберлена вынудила британский МИД 8 мая дать наконец ответ Москве — ответ более чем уклончивый и неопределенный. Советскому Союзу любезно предоставлялось право «оказать немедленное содействие» Великобритании, Франции, а также и получившей 31 марта с их стороны односторонние гарантии Польше, но только в том случае, «если оно будет желательным». В то же время ни о какой поддержке СССР, в случае если он подвергнется агрессии, речи просто не было. Британскую ноту можно было рассматривать как откровенную отписку еще и потому, что Польша и Румыния к этому времени уже категорически отклонили любые гарантии со стороны своего восточного соседа, полностью исключили саму их возможность.
Такой поворот в заочных, пока еще только в виде обмена посланиями «переговорах», точнее — отсутствие новизны в позиции западных демократий, вынудил Молотова предпринять более решительные действия. 14 мая Лондону и Парижу была направлена новая нота, содержание которой Вячеславу Михайловичу пришлось почти дословно повторить 31 мая на заседании третьей сессии Верховного Совета СССР, той самой сессии, которая утвердила и преобразование ряда наркоматов, в том числе оборонной промышленности, и увеличение военных расходов до 50 процентов годового бюджета.
Выступая в Кремле перед депутатами, зная, что его речь транслируется по радио, а на следующий день будет опубликована всеми газетами страны, и потому обращаясь скорее к мировой общественности, Молотов сделал достоянием гласности содержание последней советской ноты западным странам. Для того, заявил он, чтобы создать дееспособный «фронт миролюбивых государств против наступающей агрессии», «необходимо, как минимум, три условия: заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии, имеющего исключительно оборонительный характер; гарантирование со стороны Англии, Франции и СССР безопасности государствам Центральной и Восточной Европы, включая в их число все без исключения пограничные с СССР европейские страны, защиту от нападения агрессоров; заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и размерах немедленной и эффективной помощи».
Речь Молотова вместе с тем явилась и ответом на выступление Чемберлена 19 мая в палате общин во время острых дебатов по все тому же вопросу — заключать или нет с Советским Союзом договор о сотрудничестве. Британский премьер так сформулировал свою позицию: «Если нам удастся разработать метод, с помощью которого мы сможем заручиться сотрудничеством и помощью Советского Союза в деле создания такого фронта мира, мы будем это приветствовать, мы хотим этого, мы считаем это ценным. Утверждение, будто мы презираем помощь Советского Союза, ни на чем не основано».
