Принимая Тиханова и Бухарова, Аббас «объявил, что хочет быть с царем Михаилом в крепкой дружбе, помогать ему и ратными людьми, и казною, если и царь будет помогать ему и тем и другим; смотря на небо, шах сказал: "Бог меня убьет, если я брату моему царю Михаилу Федоровичу неправду сделаю". Шах извинился перед государем в том, что сначала, по просьбе Марины и Заруцкого, обещал помочь им ратными людьми, казною и хлебными запасами: они его уверили, что при них находится московский царь Иван Димитриевич, а Москва занята литовцами, от которых они хотят ее очищать; как же скоро он, шах, узнал о воровстве Маринки и Заруцкого, то не дал им никакой помощи»[16].
По некоторым данным, шах даже передал в руки Тиханова посланцев Заруцкого Ивана Дохлова и Якова Гладкова.
Царь Михаил крайне нуждался в деньгах, поэтому в 1616 г. к шаху был отправлен дворянин Федор Леонтьев с единственной целью — просить у шаха денег «в помощь против литовских людей, и в конце 1617 года шах прислал легкую казну, серебра в слитках на 7000 рублей»[17].
Царю Михаилу, а точнее, правящей от его имени инокине Марфе денег показалось мало, и к шаху было отправлено «большое посольство» во главе с Волховским, наместником князя Михаила Петровича Барятинского. В помощь ему дали дворянина Ивана Ивановича Чичерина (предка первого советского наркома иностранных дел). Посольство насчитывало 158 человек — толмачи, охрана (стрельцы), купцы, слуги, кречетники. Был в составе посольства и поп.
23 мая 1618 г. посольство выехало из Москвы, по суше добралось до Костромы, а далее по Волге — до Астрахани, затем — морем до Низовой пристани, и далее опять сухим путем по маршруту Шемаха — Ардебиль — Казвин, где 4 ноября того же года впервые встретилось с шахом Аббасом.
Шах принял послов достаточно сухо. Он приказал вызвать младшего посла Тюзина и сделал ему выговор «с сердцем»: «Приказываю с тобою словесно к великому государю вашему, и ты смотри ни одного моего слова не утаи, чтоб оттого между нами смуты и ссоры не было; я государя вашего прошенье и хотенье исполню и казною денежною его ссужу, но досада мне на государя вашего за то: когда мои послы были у него, то их в Москве и в городах в Казани и Астрахани запирали по дворам как скотину, с дворов не выпускали ни одного человека, купить ничего не давали, у ворот стояли стрельцы. Я и над вами такую же крепость велю учинить, вас засажу так, что и птице через вас не дам пролететь, не только вам птицы не видать, но и пера птичьего не увидите. Да и в том государь ваш оказывает мне нелюбовь: воеводы его в Астрахани и Казани и в других городах моим торговым людям убытки чинят, пошлины с них берут вдвое и втрое против прежнего, и не только с моих торговых людей, но и с моих собственных товаров, и для меня товары покупать запрещают: грошовое дело птица ястреб, купил его мне мой торговый человек в Астрахани, а воеводы ястреба у него отняли, и татарина, у кого купил, сажали в тюрьму, зачем продавал заповедный товар? Вы привезли мне от государя своего птиц в подарок, а я из них только велю вырвать по перу да и выпущу всех — пусть летят, куда хотят. А если в моих землях мои приказные люди вашего торгового человека изубытчат, то я им тотчас же велю брюхо распороть»[18].
После этого разговора московских послов долго не отпускали. Князь Барятинский так и умер в Мерсии, а Чичерин и Тюхин вернулись в Москву только в 1620 г. вместе с послом шаха Булат-беком. Аббас писал в грамоте, поданной послом: «Желаем, чтоб между нами, великими государями, дружба, любовь и соединение были по-прежнему, а если какое дело ваше случится у нас в государстве, то вы нам о нем объявите, и мы станем его с радостью исполнять. Пишем к вам о дружбе, любви и соединении, кроме же дружбы и любви ничего не желаем».
Посол объявил боярам о желании шаха, чтобы царь велел поставить в Кумыцкой земле города, «вследствие чего между шахом и царем никого другого в соседях не будет, и недругам своим оба будут страшны».
Булат-бек также пожаловался на обиды, чинимые персидским купцам воеводами, таможенниками и толмачами.
Неудачу посольства Чичерин свалил на дьяка Тюхина. Московские бояре приговорили: «Михаилу Тюхина про то про все, что он был у шаха наедине, к приставу своему Гуссейн-беку на подворье ходил один и братом его себя называл, польских и литовских пленников из московской тюрьмы взял с собою, и в Персии принял к себе обосурманившегося малороссийского козака, — расспросить и пытать накрепко, ибо знатно, что он делал для воровства и измены или по чьему-нибудь приказу».
Бедолаге выдали 70 ударов, две встряски, клещами горячими спину жгли, но в измене и воровстве Тюхин так и не признался. О литовских пленниках он сказал, что ему их дали из разряда по челобитной, а казака взял себе в Персии толмачом. Пристав называл его «кардашом» (братом), и он называл также пристава, без всякого на то злого умысла. Но бояре все равно приговорили Тюхина за измену и воровство сослать в Сибирь и посадить в тюрьму в одном из сибирских городков.
Совсем по-другому шах принял московских посланников Коробьина и Кувшинова, отправленных в Персию в 1621 г. Аббас осыпал их любезностями, поднимая руки к небу, говорил: «Государство мое, и люди мои, и казна моя — все не мое, все Божие, да государя царя Михаила Федоровича, во всем волен Бог да он, великий государь».
В 1624 г. послы шаха Аббаса Русан-бек и Булат-бек поднесли патриарху Филарету драгоценный подарок — срачицу Христову, похищенную в Грузии.
Но как русским послам в Персии, так и персидским в Москве хронически не везло. Так, на Русан-бека царь нажаловался шаху, что тот делал всякие непригожие дела и его, царя, ослушивался, за что Русан, возвратившись на родину, и поплатился головой.
Вместе с Русан-беком в Персию отправились московские послы князь Григорий Тюфякин, Григорий Феофилатьев и дьяк Панов. Аббас на них нажаловался царю, что по прибытии в Персию он, Аббас, находился под Багдадом и попросил послов прислать к нему туда кречетов, но они не прислали. Когда же послы явились перед шахом, то поднесли ему две или три живые птицы, а от остальных только хвосты и перья. Еще с послами были присланы царем «оконничные мастера», но этих мастеров послы не доставили к шаху вовремя, а к шаху не пошли представляться из-за того, что не могут представляться вместе с другими послами. Шах позвал послов на площадь посмотреть на «конские ученья», но послы отказались. Наконец, послы не пошли к шаху в том платье, которое он им подарил.
Но во всех этих «прегрешениях» послы были не виноваты, так они поступали по царскому наказу, о чем бояре и заявили ханскому послу. Но Михаил Федорович поверил шаху, что послы прогневили его, и поэтому повелел наложить на них наказание. И действительно, на послов была наложена опала за то, что когда за столом у шаха они пили за царское здоровье, князь Тюфякин не допил своей чаши. За такую вину следовало бы посла казнить, но царь для сына своего царевича Алексея и по просьбе отца патриарха Филарета приказал только посадить послов в тюрьму, предварительно отобрав все их поместья и вотчины. Помимо этой вины нашлись и другие провинности послов. Так, в городе Ардебиле князь Тюфякин приказал украсть татарченка, которого продал в Кумыцкой земле, а в Кумыцкой земле велел украсть девку и тайно вывез ее, засунув в сундук.
