– Мне нужно кое-что вам сказать.
– Отлично! – У мамы опять стало выражение лица «я скоро стану бабушкой».
– Мы с Гарвом расстались.
– Ой!
Папа с шумом исчез за своими газетами. Анна кинулась мне на шею. Даже Элен выглядела испуганной, а уж моя бедная мамочка… Ей словно на голову кирпич упал. Она была потрясена и шокирована до глубины души.
– Через минуту ты скажешь, что пошутила, – произнесла она, задыхаясь.
– Увы, не скажу, – решительно ответила я. Я ненавидела себя за то, что причиняю ей боль, особенно если учесть, что я уже вторая ее дочь, у которой развалился брак. Но ведь так важно не вводить ее в заблуждение. Ложная надежда хуже, чем никакой.
– Но… – Она пыталась перевести дыхание. – Но вы же всегда были отличной парой. Скажи же что-нибудь!
Она сердито толкнула отца. Он с неохотой выглянул из-за газетного щита.
– Семь лет желания,[4]– робко добавил он.
– «Джентльмены предпочитают блондинок», – добавила Элен и ткнула локтем Анну.
Та задумалась на секунду и сказала:
– «Неприкаянные».
– Это про тебя, – съехидничала Элен, потом презрительно скривила губы, глядя на стену из газеты. – Видишь, папа? Мы можем назвать все фильмы с Мэрилин Монро, но что толку?
– Вообще-то я была замужем девять лет, – спокойно сказала я газете. Он же хотел как лучше.
– Это ужасный шок для меня, – снова и снова повторяла мама.
– Я думала, что вы будете рады, вы же всегда терпеть не могли Гарва.
– Да, но… – Внезапно мама опомнилась: – Не говори глупостей, мы нормально к нему относились.
Я сказала правду. Они терпеть его не могли. За исключением Клер, которая еще в подростковом возрасте крутила роман с его старшим братом (тоже известным под именем Гарв, из-за чего возникала путаница). Она всегда считала, что мой Гарв – просто душка, особенно с тех пор, как он починил ее магнитофон. Однако у вас бы завяли уши, если бы вы услышали ее высказывания на тему старшего Гарва. Но, несмотря на одобрение Клер, у остальных членов семьи Гарв почему-то (не по его вине) заслужил репутацию прижимистого и старомодного не по годам.
Голословное утверждение, что он – жадюга, появилось в первый же вечер, когда я официально пригласила его познакомиться с моими родными. Мы встречались с ним уже довольно долго. У меня были серьезные намерения, и я решила, что пора ему встретиться с моей семьей. Мы избрали паб «Фелан» по соседству. И по существу произошло вот что: Гарв не купил всем выпить.
Не купить выпивку – это смертный грех в нашей семье. У нас всегда просто соревнование, кто больше купит и всех споит. Разгорается практически рукопашный бой за право первым добежать до бара.
В тот вечер Гарв очень даже хотел купить всем выпить, но он нервничал и был слишком робок. Как только все допивали до середины, Гарв вскакивал со своего места, нащупывал кошелек и блеял:
– Еще?
Но каждый раз поднимался шум, как на бирже. Все орали, чтоб он сел и убрал деньги, что он нас обижает. Даже я сгоряча присоединялась к этим воплям, так как у меня сносило крышу. Под градом слов Гарв с неохотой опускался на свой барный стул.
В итоге в тот вечер сначала всем купил выпить папа, потом Рейчел, я, Анна и снова папа. А Гарв заработал репутацию жмота.
Следом за этой судебной ошибкой последовало происшествие с тенниской. История эта началась весело, а кончилась трагически. Однажды в субботу мы с Гарвом таскались по центру и от нечего делать заходили в магазины одежды. Гарв тогда был всего лишь практикантом и только что обзавелся машиной, так что с деньгами было туго, и мы искали, где что можно отхватить по дешевке. А еще лучше получить бесплатно. На дне корзины с уцененным товаром мы случайно откопали тенниску. К нашему удивлению, она не была как обычные вещи, которые лежат в таких корзинах: у нее не было третьего рукава, дырка для головы была на месте, никаких несмываемых пятен не было. На самом деле она была превосходна: нужный размер, подходящая цена и отличная неяркая расцветка, из-за которой глаза Гарва казались синими, хотя они вообще-то серые.
И только когда мы вернулись домой, то обнаружили малюсенький логотип над нагрудным карманом. Крошечный контур человечка, играющего в гольф, который мы пропустили, пребывая в эйфории от того, что у изделия всего два рукава. Разумеется, мы были потрясены до глубины души, но решили, что логотип такой маленький, что его и не видно. Кроме того, денег ни на что другое не было, так что пришлось ему носить эту тенниску. Ну, он ее и носил. И следующее, что я услышала от своих родственничков: Гарв носит те же футболки, что и папа. Потом откуда-то взялась сплетня, что он играет в гольф. Это было нечестно и несправедливо.
Но Гарв же не дурак. Он прекрасно знал, что моя семья его не любит. Ну, трудно было не знать, если каждый раз, только он появлялся на пороге, Элен рычала:
– Ради всего святого не пускайте его в дом!
Он никогда не отвечал хамством на ее грубость, но и не предпринимал попыток завоевать их расположение. А мог бы. Ведь большей частью он был очень милым и легким в общении человеком. С ними же он постоянно защищал меня от их нападок, что истолковывалось либо как холодность, либо как откровенная враждебность. В общем, было нелегко, особенно на всяких рождественских мероприятиях.
– У вас просто черная полоса, – осмелилась предположить мама.
Я в ужасе покачала головой. Она что, думает, я об этом не размышляла? Что я не вцеплялась в свой разрушающийся брак, стиснув зубы и надеясь, что все это неправда?
– Он что… гм… – Папа пытался сформулировать деликатный вопрос. – Он что, пустил своего дружка погулять, куда не следует?
– Нет.
Возможно, да, но это не главное. Это просто симптом того, что все идет не так.
– Ну, у вас ведь уже бывало все не так гладко, – снова начала мама. – Вы пережили пару…
– Неудач, – быстро вставила я, пока она не употребила другое слово.
– Неудач. Может, вам съездить куда-то отдохнуть?
– Мы уже ездили, ты забыла? Это был просто кошмар. Вреда было больше, чем пользы.
– А что, если обратиться к психологу?
– К психологу? – Если бы у меня были силы смеяться, сейчас был бы неплохой момент. – Если он даже со мной не хочет разговаривать, вряд ли он откроет душу абсолютно незнакомому человеку!
– Но вы ведь любите друг друга, – в отчаянии сказала мама.
– Мы делаем друг друга несчастными.
– Любовь все преодолеет, – уговаривала меня мама, словно мне пять лет.