Анна попыталась объяснить, что ей совсем не обязательно идти на вечеринку к кузине Ру. Вернее, ей никуда не хочется идти. Она устала. Весь день крутилась как белка в колесе. Она уже засунула рыбу в духовку. И еще она нужна Мирне, у которой сейчас депрессия. Анне хочется только одного — остаться перед телевизором и смотреть Силлу Блэк[9]. Силла всегда поднимает ей настроение.
Ру пообещала, что сама поднимет настроение Анне лучше всякой Силлы Блэк. К тому же Том хочет с ней познакомиться, а она собирается остаться дома и страдать по НЕМ! Что до Мирны, то у нее вечно депрессия. И вряд ли Анна сможет ей как-то помочь. Может, Мирне стоит начать принимать антидепрессанты? Надо побольше думать о себе и поменьше, о Мирне. Почему бы Анне не надеть юбку, которую ей когда-то выбрала Ру — она на ней великолепно смотрится. Есть кое-какие новости, может ли Анна приехать в восемь? Нет, сейчас она не может сказать, в чем дело, — не телефонный разговор. Нет и еще раз нет, Анна просто обязана пойти на эту вечеринку, если еще надеется найти себе мужа. Хватит уже быть такой неприступной. Нет, это, конечно же, шутка. А если серьезно — они, ведь давно уж не студентки. В их возрасте уже не ходят на такие вечеринки. В их возрасте приняты другие вечеринки: стол, накрытый скатертью, чинно сидящие семейные пары с мобильными телефонами под рукой, чтобы в любой момент можно было связаться с няней или детьми.
Итак, Анна поддалась на уговоры и согласилась приехать к Ру домой, хотя ей совсем не хотелось общаться с ее пятилетней дочуркой Дэйзи, которая в прошлый раз высмеяла ее туфли.
— Они страшенные, — отчеканила Дэйзи. — Мама говорит, что ты одеваешься как подросток, и если ты будешь продолжать в том же духе, то у тебя никогда не будет детей, — сказала Дэйзи и сделала паузу, словно давая Анне время подумать над ее словами. А потом сказала голосом, полным возмущения: — И почему у тебя волосы такие всклипяченные?
Надо говорить не «всклипяченные», а «всклокоченные», поправила дочку Ру.
Когда Мирна вернулась домой, прошло еще только двадцать минут из тридцати пяти необходимых для приготовления запеченной в сыре пикши с грибным соусом. Правда, к этому времени Анна уже потеряла всякое терпение и, не дождавшись, пока продукт быстрого приготовления разогреется, выключила духовку.
— Ты забыла вот это, — сказала Мирна, входя в спальню Анны с ее наполовину разогретым ужином. Готовая рыба плавала в наполовину застывшем соусе. — А что это такое?
— Я уже ничего не хочу. Мне нужно собираться. Я иду на вечеринку.
Анна, конечно, иногда выходила из дома ненакрашенная, но только до ближайшего магазина за молоком. Вот бы познакомиться однажды с таким мужчиной, который сказал бы ей, что без макияжа она намного красивее — тогда она не стала бы краситься вообще. Перестала бы пользоваться тональным кремом, маскировочным карандашом, по форме напоминающим окурок, а по тону — пепел, тенями, которые не меняла еще с начала восьмидесятых, и румянами, которые так раздражали кожу.
— Кстати, ты не могла бы напомнить нашему дорогому хозяину про дом?
— Ты это о чем? Что еще с нашим домом? — Мирна уселась на кровать Анны и закуталась в одеяло.
— Про покраску.
— Снаружи?
— Да.
— Так, значит, тебе все это нравится? — спросила Мирна, играясь Анниной щеточкой для туши.
— Что именно?
— Ну, все эти вечеринки для незамужних.
— Это не вечеринка для незамужних. — Анна захлопнула коробочку с тенями.
— Да? А я думала, ты идешь туда только поэтому. Разве все эти приготовления не для того, чтобы наконец-то встретить своего суженого? — спросила Мирна с притворным смущением.
Анна понимала, что это всего лишь игра, которую подружка, как обычно, затеяла с целью уговорить ее остаться дома и скоротать вечер вместе с ней перед телевизором.
— Очень смешно, — хмыкнула Анна, отвинчивая колпачок помады.
— Значит, тебе все еще доставляет удовольствие ходить по этим так называемым «вечеринкам»? — спросила Мирна в манере запутавшегося судьи из комедии семидесятых годов.
— Да, — раздраженно бросила Анна и, чтобы подкрепить свои слова примером, попыталась припомнтъ последнюю вечеринку, которая ей действительно понравилась. — Ладно, не очень нравится, — призналась она.
— Послушай, нам с тобой уже тридцать один год. Стоит ли надеяться, что на таких вечеринках встретишь холостяка?
— На этой вечеринке, по крайней мере, будет один холостой. Том. Не хочешь пойти со мной? Может, у него найдется дружок и для тебя.
При этих словах брови Мирны удивленно взмыли ввысь.
— Ага, Анна, конечно, обязательно! Давай превратимся в героев «Сит-Ком»[10]. Будем ходить на свидания каждую неделю. Результат может получиться очень даже забавным.
Мирна считала, что в эпоху телевидения она вполне может прожить и без секса. Грегори с его трагической любовью к ней (он написал ее имя — Мирна Ломонд — на пролете моста) пришлось убедиться в этом на собственном опыте. Они познакомились на вечерних курсах. Грегори сказал, что Мирнины рисунки с натуры очень оригинальны.
— Ты единственная женщина из всех, с кем я когда-либо был знаком, которая действительно умеет рисовать пенис, — признался ей Грегори.
Но даже Грегори, ценившего в женщинах в первую очередь интеллект, обескураживал Мирнин беспросветный пессимизм. Он был из тех, кто любит жизнь. А Мирна была уверена, что если она с утра не встанет с кровати, то жизнь покинет ее бренное тело. И потом, даже Грегори признался, что ему хоть изредка, но все-таки нужен секс.
— Господи, на душе просто кошки скребут! — Голос Мирны звучал, словно пластинка, проигранная на неправильной скорости.
— Что стряслось? — спросила Анна, все еще размешивая тональный крем.
— Ну, я о той банде, которая изнасиловала женщину в пещере.
— А-а.
— Да и Косово, опять же.
У Анны не было никакого желания спрашивать, что там произошло в Косово. Мирна всегда была рада поделиться подробностями о любой войне, ее любимой темой были всякие ужасы — снятые скальпы; женщины, изнасилованные бейсбольными битами; дети, растерзанные собаками; расчлененные и выпотрошенные тела, найденные в черных мешках; подвешенные за ноги люди, умершие от потери крови.
— А как ты собираешься туда добираться? — Мирна до смерти боялась всех современных изобретений. Всех автомобилистов она считала самоубийцами.
— На машине.
Если оставить стиральную машину включенной на ночь, то их затопит. Или ударит током. Пока они спят, с ними может случиться все что угодно. Все электроприборы провоцируют развитие рака, не говоря уже о моющих средствах и мобильных телефонах. Во фруктах полно пестицидов. Пусть редко, но молния тоже может попасть в человека. Как Анна вообще может ходить по вечеринкам, после того как евреев тысячами отправляли в газовые камеры? Она вообще знает, что творится на Ближнем Востоке? Понимает ли, какой арсенал химического оружия у Саддама?
