Миллисент вспомнила высокую, стройную женщину, которая заезжала к ней вчера вечером сделать заказ на художественную фотосъемку. Настоящая светская дама с хорошими манерами, прекрасно одетая. Она говорила о дочери с восторгом и авансом оплатила огромное количество кадров.
Интересно, почему эта дама не пришла вместе с Бенджамином? Может быть, они просто в ссоре? Разведенные женщины редко бывают столь искренними, у них во взгляде нет-нет да и проскальзывает тревога и неуверенность в собственных словах.
– А где же мама вашей очаровательной малышки? – спросила с любопытством Анна-Тереза. – Обычно родители приходят вместе. Кто она по специальности?
– Врач, как и я, – ответил с улыбкой Бенджамин. – Уехала к родственникам по срочному делу, старики внезапно заболели, оставила меня одного с малышкой… Миллисент, а ты совершенно не изменилась со времени выпускного бала. – Он обольстительно сощурил глаза. – Помнишь, как мы танцевали с тобой? Как я хвастался своими спортивными успехами? Я то помню многое…
Не нужно было ему произносить такие слова! Да, в душе Миллисент ни капельки не изменилась, она все так же наивна и глупа, раз не забыла свои мечты о тайном свидании с молодым доктором, взгляд которого поразил ее в самое сердце. Но к чему теперь ворошить остывший пепел! В душе-то она не изменилась, а на самом деле… В уголках губ и глаз еле заметные морщинки. По утрам, стоя у зеркала в ванной комнате, она их прекрасно замечает. Крем для рук прочно занял постоянное место на туалетном столике. Как же, не изменилась! Все мужчины – льстецы, никому нельзя верить.
Сколько мучительных бессонных ночей она провела, представляя себе, как приходит на первое любовное свидание с черноволосым красавцем. В своих безумных фантазиях Миллисент видела себя в его крепких объятиях, целовалась с ним, позволяла ему ласкать себя. А ведь Бенджамин, если присмотреться, и не красив вовсе: у него грубые черты лица, глаза усталые, на сильных пальцах коротко остриженные, даже уродливые ногти.
Миллисент продолжала тайком разглядывать своего старого знакомого, устанавливая в ателье нужный для фотосъемок свет.
Аннабель тем временем начала потихоньку подвывать, плач ребенка делался все громче и громче. Бенджамин присел на корточки, попробовал успокоить племянницу, но у него ничего не получилось. Встав и отступив назад, мистер Лонгсдейл случайно наступил на кончик туфли Анны-Терезы.
– Ох, извините меня! – проговорил он. – Малышка опять требует скунса.
– Какого такого скунса?
– Мертвого! Я хотел сказать – чучело скунса. Это бывшее животное на Аннабель действует успокаивающе. К сожалению, мы оставили его дома.
Анна-Тереза ничего не поняла из путаных объяснений господина Лонгсдейла, но тем не менее сказала первые слова, которые пришли бы на ум в этом случае каждому умному, рассудительному человеку:
– И правильно сделали!
– Итак, – произнесла Миллисент отчужденным голосом человека, занимающегося своим делом, – внимание! Тишина в студии. Пусть малышка освоится, успокоится, и приступим к съемкам. Ваша жена просила сделать множество разнообразных снимков, чтобы было из чего выбирать для семейного альбома.
Надо признаться, руки у Миллисент немного дрожали. Не каждый день выпадает снимать дочь любимого человека. В том, что она продолжает любить Бенджамина Лонгсдейла, не было никакого сомнения. Страшно другое, что все вокруг – и старички, и Бенджамин, и даже кудрявая крошка – видят, в каком мисс Копперфилд растрепанном душевном состоянии. Стыдно! Миллисент хотелось зарыдать, бросить к черту аппарат, хлопнуть дверью мастерской и убежать, куда глаза глядят.
До чего несправедлива жизнь! Сколько неприятностей выпало ей на жизненном пути, она несчастна по-настоящему. Родителей рядом нет – давно умерли. Работать приходится с утра до ночи. Кристофер Кроуфолд – боль ее памяти, нежность сердца, превращенная в сексуальный животный марафон. И вот теперь он – принц из сказки, мечта по имени Бенджамин, принадлежащий, однако, другой женщине! В общем, стоит подвести итог – судьба ее разбита окончательно, ничто и никто не сможет порадовать Миллисент в этой жизни.
Тут взгляды девушки и доктора встретились.
– Да, стоит сразу прояснить: мать Аннабель – не моя жена, – пожав плечами, произнес Бенджамин.
Значит, он женат на другой женщине, моментально подумала Миллисент. А может быть, и вовсе разведен. Но, если и холост, разве это меняет дело? Ребенку всего полгода, конечно, он просто живет с этой женщиной вне брака. Ничего удивительного. Каждый устраивается, как считает нужным.
Десять лет тому назад она специально наводила о нем справки через своих подружек, посещавших вечеринки в кампусе медицинского факультета. Как идиотка спрашивала:
– Ну, как он? Что о нем думают вокруг?
Оказалось, за Бенджамином Лонгсдейлом укрепилась прочная репутация сердцееда. Он притягивал к себе женщин с такой же силой, с какой притягивает мужчин ее родная сестра Маргарет. Это свойство было природным даром Бенджамина – когда ничего вроде специально не делаешь, а поговоришь с девушкой, улыбнешься, и та готова – влюбилась по уши. Вот и Миллисент попалась, как какая-нибудь беззаботная птичка, угодившая в его невидимые сети.
Даже неудачная ее попытка выйти замуж за отвратительного Кристофера – сексуального марафонца, была ничем иным, как жалкой попыткой избавиться от романтических воспоминаний прошлого.
…Прочь, прочь, воспоминания! Пора возвращаться в сегодняшний день, пора почувствовать, что стоишь на полу в собственной студии, а не паришь в облаках. Надо же, бедные старички-соседи прямо-таки вытаращили глаза на незнакомца, примолкли, слова боятся сказать. Конечно, они почувствовали токи, проскакивающие между ней и Бенджамином.
– Госпожа Монтефалько, это господин Лонгсдейл, старый мой друг. Бенджамин, познакомься – госпожа Анна-Тереза Монтефалько, господин Реджинальд Маккормик, мои соседи, – запоздало представила она присутствующих друг другу.
– Очень приятно, – протянул руку Реджинальд. Но голос старика вовсе не звучал дружелюбно. – Вы знали нашу Миллисент раньше, так?
– Знал, – коротко ответил Бенджамин. – Не скрою, очень непродолжительное время.
Старик, сурово оглядывая Бенджамина, сухо поинтересовался:
– А почему, собственно, непродолжительное время? Разве девушка не заслуживает того, чтобы ей посвятить жизнь?
Лонгсдейл опешил от последнего вопроса господина Маккормика. Глупо как-то пожал плечами.
– Правда, Милли очень милая? – спросила Анна-Тереза и тут же засыпала его новыми вопросами:– Она вам нравится? А кем вы работаете? Как относитесь к итальянской кухне?
– Работаю я хирургом, – улыбнулся Бенджамин, решив отвечать на вопросы по собственному выбору. – Моя специальность – кардиология. Итальянская кухня? Нравится, а как же! Одни приправы чего стоят.
– Хирург!.. Страшно интересно, вы режете живых людей! – воскликнула Анна-Тереза, и положила свою красивую руку на правый бок, на область печени. – Мне определенно есть чем похвастаться, на что вам пожаловаться! А уж как болит мое бедное сердце!
