Она все еще ждала от него ответа, подставив виконту под нос свою грудь.
— Мадам де Рамбуто любезна, как всегда, — сказал Жозеф. — Она часто говорила о вас и о том удовольствии, которое доставляет ей ваше общество.
Амели удовлетворенно (возможно, несколько удивленно) кивнула.
— Она, должно быть, с большим сожалением рассталась с вами.
Он улыбнулся.
— По правде говоря, мадам, мой отъезд случился весьма кстати. Ну, может быть, чуть запоздал… — Он повернулся к Юберу, надеясь в забавной форме рассказать о всех томительных месяцах, проведенных в ожидании известия, что теперь он может без риска вырваться из-под защиты и покровительства мадам де Рамбуто. Но Юбер самозабвенно погрузился в поглощение огромного куска говядины и, казалось, не слышал разговора.
Жозеф остановился на полуслове и любезно обратился ко всем сидящим за столом:
— … К концу моего пребывания у нее появилось непреодолимое желание научиться играть на клавикордах, поскольку ее глубоко тронуло исполнение молодого виртуоза, в один из вечеров игравшего для нас. Она была так очарована… э… пальцами этого джентльмена, что вступила с ним в страстную переписку и в конце концов убедила пожить у нее несколько месяцев для длительного обучения игре на инструменте.
Это было правдой. Мадам де Рамбуто любила разнообразие. Она бы выбросила Жозефа на улицу уже через несколько недель, даже если бы ему было некуда идти. Но по крайней мере получилась история, которую можно рассказать, обедая в гостях. Жаль, подумал он, что обедать со своей семьей для него значило «обедать в гостях».
Но его история все же имела успех. Отец наградил сына визгливым смешком, и даже добродетельная благовоспитанная мать позволила себе стыдливо улыбнуться. Что касается невестки, она пришла в полный восторг от рассказа. Она смеялась так, что ее грудь вздымалась и (неужели такое возможно?) еще больше выступала вперед.
— Замечательно, завтра вечером вы поделитесь с моими гостями вашим остроумием и веселым настроением. А мы все должны сегодня как следует отдохнуть, чтобы быть свежими на празднике…
Жозеф рассеянно кивнул. Что задумал сделать отец сегодня ночью, и как можно ему помешать? Но графиня сказала еще не все.
— А я в любом случае лягу спать очень рано, уютно устроившись под простынями, пахнущими гелиотропом. И я знаю, мой дорогой муж тоже хорошо отдохнет, он так нуждается в отдыхе.
Ее указания не были бы яснее, даже если бы она повесила объявление на двери собора. «Не сегодня, Юбер. Сегодня, я надеюсь, меня посетит кто-то, в ком есть ум и сила духа». Бедная женщина! Казалось, она верила, что именно так и делаются подобные дела.
Он бы покраснел от стыда за нее, если бы умел краснеть. Его мать подняла глаза к небу, а отец — невозможно было понять, о чем он думает, но его маленькие голубые глазки злорадно поблескивали. Юбер пожал плечами. Даже лакей, на взгляд Жозефа, довольно красивый парень, казавшийся странно знакомым, словно приснившимся ему во сне, выглядел немного оскорбленным.
Жозеф решил, что пора положить этому конец. Он нарочито широко зевнул, прикрывая рот ладонью.
— Боюсь, мадам, сегодняшнее путешествие в карете слишком утомило меня. Долгий сон действительно то лекарство, в котором я нуждаюсь. Вы — мудрый врач.
Она наклонила голову, ее улыбка угрожала в любую минуту превратиться в отвратительный оскал. Батист говорил ему, что слуги прозвали Амели Горгоной.
Молчание за столом продолжалось, клубничный торт был достаточно хорош, чтобы сосредоточить на себе внимание сидящих.
И затем раздался звон разбитого стекла, намного громче того, который Жозефу удалось предотвратить сегодня в библиотеке. Он был даже приятен, так звенит дорогой хрусталь, когда его разобьют. Герцог предпочел уронить большой граненый графин, полный старого бренди. Жозеф не видел его раньше, должно быть, его привезла с собой Амели.
«Браво, месье, вы отомстили ей», — подумал Жозеф. Но отложил наслаждение этой мцнутой, как и выражением ее лица, до другого раза. А сейчас надо действовать.
Ибо герцог, желая встать из-за стола пораньше, немного не рассчитал задуманную уловку. Он уронил графин слишком близко от своей ноги. Жозеф заметил, что несколько осколков впились ему в икру и на чулке проступили капли крови.
— Месье! — Виконт вскочил на ноги. — Месье, вы ранены! Старик бросил на него свирепый взгляд.
— Нисколько! — прорычал он. — Все в порядке! Надо только смыть бренди, которым я облился. Прошу извинить меня.
Жозеф очутился рядом с герцогом и вытащил осколки стекла.
— Вы можете идти, месье? Или вас отнести? Вот так, обопритесь на меня, хорошо, хорошо, мы отведем вас в вашу комнату, может быть, вызвать врача?..
«Как зовут этого красивого лакея? Ах да, Арсен».
— Арсен, ты не поможешь мне отвести герцога в его комнату? Спасибо, спасибо…
Беспокойство в его голосе звучало убедительно даже для него самого. Этот гамбит хорошо разыгран!
— Я чувствую себя прекрасно, Жозеф, — бормотал старик.
— Конечно, месье, и к тому же вы очень храбры.
Они с Арсеном силой выволокли протестующего герцога из комнаты и втащили наверх в спальню, где Жак как раз раскладывал на кровати роскошный халат. Тщеславный старый дурак, вот что он собирался надеть для визита к Мари-Лор.
— Небольшое происшествие, Жак. Придется провести вечер по-другому. После того как герцог подольше полежит в ванне и размочит ногу, его надо уложить в постель. А ты останься с ними, Арсен, на случай если понадобится помощь. А я… э… а я пойду… э…
Арсен как-то странно смотрел на виконта. Вероятно, его игра становилась заметной. Его изобретательность иссякала. И поскольку Жозеф не мог придумать, что еще сказать, он вышел из комнаты, не закончив фразы. «Где же, черт побери, Батист?»
К счастью, он нашелся в комнате Жозефа.
Виконт сбросил камзол. Август в Провансе невыносимо жаркий. У него остается немного времени до того, как отец снова встанет на ноги. Но теперь Жозеф знал, что ему делать, во всяком случае, в общих чертах. Он усмехнулся.
— Быстро, Батист. Отведи меня туда, где она спит. И ни слова…
Глава 5
В маленькой каморке на чердаке было так же жарко и душно, как и на кухне. «Ложись спать, — говорила себе Мари-Лор. — Ложись и поспи». Сегодня весь тюфяк принадлежал ей, и она была избавлена от храпа Луизы.
Но девушка ходила по каморке, словно преследуемая мелькающими образами и воспоминаниями. Стоило ей прикрыть глаза, и перед мысленным взором вставал сверкающий образ виконта. Он очень изменился с того времени, когда был в Монпелье: его ноги, на которых тогда болтались рваные штаны, выглядели теперь стройными в прекрасных шелковых коротких панталонах; длинная тощая фигура, свалившаяся в кресло папа, теперь стояла прямо и уверенно, а ноги упирались в пол в четвертой балетной позиции.
