– Мы при дворе, в Вестминстере. Ты упала с лошади и пролежала без сознания два дня.
– Я не помню, как мы приехали.
– Потому что к тому времени ты уже была больна и горела в лихорадке. Я очень боялась за тебя, дитя.
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить поездку, но в голове стоял звон. И вдруг на меня нахлынули воспоминания.
– Да, теперь помню, – пробормотала я. Вместе с памятью ко мне вернулась тоска по сэру Джону Невиллу, с которым я познакомилась в замке Таттере-холл. Я снова опустила голову на подушку, с трудом понимая слова сестры Мадлен.
– Йзабель, это Марджери. Она будет ухаживать за тобой в мое отсутствие. Я уезжаю в аббатство Кенилуорт и буду отсутствовать несколько дней. Навещу тебя сразу после возвращения. – Она похлопала меня по руке, а девушка сделала реверанс. Я кивнула им, слишком слабая, чтобы говорить, и закрыла глаза.
Путь от Линкольншира до Вестминстера оказался чрезвычайно трудным – возможно, благодаря необычной жаре. Тяжесть свинцового неба с трудом выносили и земля, и люди. Позади оставались монастыри; бродячие торговцы в дырявых обмотках; странствующие поденщики; купцы с товаром; женщины, сутулившиеся под тяжестью кувшинов с молоком, которые они несли на голове; крестьяне, спешившие на рынок, правили повозками, нагруженными сеном, луком-пореем и яблоками. Многие из них были такими же слабыми и подавленными, как я сама. Я не могла войти в дом, опустевший после смерти любимого отца, поэтому мы не остановились в его вотчине Борроу-Грин, хотя Кембриджшир был нам по дороге. Вместо этого мы провели ночь в аббатстве на окраине города', где я разделила убогое ложе с сестрой Мадлен. Ее раскатистый храп, мой кашель, блохи и клопы, кишевшие в соломенном матрасе, не давали мне уснуть. Как в Таттерсхолле, я считала удары церковных колоколов, раздававшиеся в ночи, и пыталась избавиться от мыслей о сэре Джоне Невилле.
В последние два дня поездки я ограничивалась несколькими кусочками хлеба и парой глотков вина. У меня началась лихорадка, но, поскольку единственным средством от нее был изюм, начиненный пауками, я не упоминала о своей болезни из страха перед лечением и все больше слабела. А затем началось что-то странное: окружающий мир окутался туманом, и наступила тишина. Сестра Мадлен говорила с мастером Джайлсом и Гаем; проезжавшие мимо купцы приветствовали нас; стоявшие на обочине нищие протягивали нам свои миски и просили подаяния, но их слова до меня не долетали. Когда за полями показались зубчатые городские стены Лондона, у меня свело ноги; я с трудом сидела на лошади. Голова кружилась, и, хотя в желудке было пусто, меня тошнило; по пути до Епископских ворот нам пришлось остановиться дважды. Картины и запахи Лондона снова заставили меня испытать тошноту. Мы проезжали лавки, где сушившееся мясо облепляли рои мух, и ехали по мрачным узким улицам, где было нечем дышать от нависавших над головой купеческих домов, закрывавших небо и солнце. По этим грязным улицам беспрепятственно бродили свиньи и копались в грудах отбросов, источавших более жуткую вонь, чем мусорные свалки вдоль сельских дорог.
Я пыталась сидеть в седле прямо, а мир продолжал оставаться непривычно тихим. На улицах спорили продавцы и покупатели; колеса повозок поднимали пыль; кузнецы стучали кувалдами; сталь, которую они ковали, сыпала искрами, но все происходило беззвучно. Когда мы наконец прибыли в Вестминстер, огромный двор королевского замка, наполненный толпами народа, оставался безмолвным, словно был нарисован на картинке в рукописи. По двору сосредоточенно расхаживали стражи с серыми лицами, сжимавшие рукоятки своих мечей; в замок и из замка галопом скакали: гонцы, уносившие и приносившие известия из разных концов королевства. Но все происходило бесшумно, словно во сне.
Повернувшись к сестре, я увидела, что она разговаривает с дворцовым привратником. Наконец привратник кивнул и показал на одну из башен у реки. У меня закружилась голова, в глазах померк свет. Я заметила, что они повернулись и посмотрели на меня с испугом. А потом земля устремилась мне навстречу…
Я слабо вздохнула.
– Миледи, я могу вам чем-то помочь? – спросила девушка.
Я покачала головой, пробормотала «спасибо», закрыла глаза и, должно быть, уснула, потому что очнулась уже в темноте. На тумбочке горела свеча. Заставив себя сесть, я увидела девушку, дремавшую у стены. Когда я зашевелилась, она открыла глаза.
– Миледи, вы проснулись? – Она подошла, опустилась рядом со мной на колени, выжала лежавшую в тазике тряпочку и протерла мне лицо. – Миледи, я вижу, вам стало лучше. Принести вам что-нибудь поесть? Хлеб или бульон?
Я отклонила предложение. Желудок по-прежнему сводили спазмы.
– Пока вы спали, вам пришел подарок. – Она шагнула к сундуку, стоявшему в темном углу, взяла какую-то вещь и принесла мне. – Кто-то заботится о вас. Он прислал вам это.
Я вскрикнула и отшатнулась, испуганная увиденным. Алая роза! Сбитая с толку девушка нахмурилась.
– Миледи, это всего лишь роза. Она лежала у дверей снаружи. Вместе с этим. – Марджери достала из-за пазухи письмо и протянула мне. Печати на письме не было. Я развернула листок, увидела стихотворение, красиво написанное черными чернилами, наклонила голову и стала читать. С каждой прочитанной строчкой надежда, расцветавшая в моей груди, становилась сильнее.
Прими на память розу,
Цветок любви и боли,
На память о чудесном
Знакомстве в Таттерсхолле.
В моем сердце вспыхнула радость, и я поняла, что улыбаюсь от уха до уха. Пробежав глазами письмо, я стала искать подпись, но ее не оказалось.
– Ты видела, кто его принес? – воскликнула я.
– Я видела только его спину, когда он клал цветок. Он молод и хорошо сложен. – Девушка улыбнулась, и я ответила на ее улыбку. Сэр Джон Невилл!
Роза была роскошная, в полном цвету. Получалось, что сон сулил добро, а не зло. Я зарылась лицом в нежные лепестки и опустилась на подушку, вдыхая чудесный запах; судороги в желудке тут же исчезли. Купаясь в аромате, я тихонько напевала мелодию танца. Видимо, эта мелодия послужила колыбельной, Потому что я уснула снова.
Уверенность в том, что таинственный посетитель был сэром Джоном, заставила меня постараться выздороветь. Вернувшаяся сестра Мадлен обрадовались тому, что я оправилась; я тоже была рада ее видеть, потому что за прошедшие недели успела к ней привязаться.
– Сестра Мадлен, я не хочу, чтобы вы возвращались на север, – взмолилась я, когда она одевала меня перед первым выходом из спальни. – Пожалуйста, попросите королеву, чтобы она позволила вам остаться со мной.
– Дорогая, я должна вернуться в приорат. Не сомневаюсь, что после аудиенции королева назначит тебе в камеристки какую-нибудь даму благородного происхождения.
– А когда это случится? – При мысли о встрече с грозной Маргаритой Анжуйской меня охватил страх.
– Когда королева найдет время для такой мелочи. Сейчас она правит страной, потому что король снова болен, так что придется немного подождать. – Монахиня опустилась на колени и стала поправлять подол моего платья. Мне показалось, что ей не хочется обсуждать эту тему.
