— Очень хорошо, бабушка, — тихо сказала Ева, хотя в этот миг ей было не до разговоров.
— То, что ты сегодня узнала, явилось для тебя страшной неожиданностью, — промолвила бабушка.
У Евы вырвался невольный вздох.
— О да, конечно. А для тебя разве нет? Или папа говорил с тобой на эту тему? Мистер Фи-цалан пытался объяснить мне, почему отец так поступил, но я ничего не поняла.
Бабушка сочувственно покачала головой.
— Да, твой отец рассказал мне о своих намерениях год назад, когда приезжал в Камб-рию.
Ева удивленно подняла брови.
— Значит, ты давно в курсе дела?
— Он хотел услышать мое мнение.
Вот как! Ева ощутила себя еще более одинокой.
— И ты одобрила его план. Решила, что нет для меня ничего лучше, чем выйти замуж за мистера Фицалана.
— Да, это так. Я не видела никаких аргументов против. Фицалан хороший человек, твой отец относился к нему с величайшим уважением. Ему всегда нравились целеустремленные люди. Знаю, Ева, тебе нелегко и у тебя есть все основания для недовольства. Но все же, как ты сейчас относишься к Фицалану? Замуж за него пойдешь?
— О, бабушка, ну что я могу сказать? Я ведь его и не знаю.
— Это нетрудно исправить. Я, разумеется, всегда счастлива видеть тебя в Камбрии, но ради твоего же блага тебе, по-моему, следует остаться здесь и выйти замуж.
Ева внимательно взглянула на старуху. По ее тону можно подумать, что та не желает видеть внучку у себя. А странно, ведь раньше принимала ее с распростертыми объятиями.
— Пойми меня правильно. Ты же знаешь, что твои приезды всегда были для меня радостью, но Камбрия не место для юной девушки, у которой вся жизнь впереди. В Лондоне у тети Шоны ты не уживешься. Через несколько недель столичная сутолока тебе надоест, захочется обратно, в провинцию.
Ева вздохнула. Бабушка права. Она всегда с радостью предвкушала визит в Лондон, но быстро уставала от званых обедов, балов и начинала считать дни до отъезда.
— Но я не хочу выходить за мистера Фица-лана. Он для меня чужой человек, а то, что я знаю о нем по рассказам, мне не по душе. Да и старый он к тому же.
— Старый! Тридцать лет! Тебе же рано или поздно все равно придется выйти замуж, так почему бы не за Фицалана? Происхождения он, правда, не благородного, но других недостатков я в нем не нахожу. Влиятельный, богатый, имеет бизнес… А какой у него дом! Говорят, огромный и красоты необычайной. Еще дед Маркуса построил. Тебе должно там понравиться.
— Конечно, если я выйду замуж за Фицалана. Впрочем, выбора у меня как бы и нет.
Интересно, что бы сказала бабушка, узнай она об эпизоде на Этвудской ярмарке?
— Как это ни странно, — чуть помолчав, продолжала Ева с иронией, — никому не приходит в голову, что мистер Фицалан может сам не пожелать жениться на мне. Решит, что перебьется и без шахты. Только навряд ли кто-нибудь поспешит заменить его в качестве моего мужа. Уж больно маленькое у меня приданое.
— Не такое уж и маленькое. Две тысячи фунтов в год — целое состояние для бедняка. Да и не забывай, после моей смерти ты получишь неплохое наследство, хотя меньше, чем мне хотелось бы тебе оставить, — приходится ведь думать и о других родичах. Но это будет не скоро — я твердо решила жить еще долго.
Ева порывисто обняла бабушку, а та ласково погладила ее по волосам.
— Мой тебе совет — подумай серьезно о браке с Фицаланом. Какого бы мнения ты о нем ни была, оно ни на чем не основано. Тебе надо самой узнать этого человека получше, а не прислушиваться к пересудам сплетников.
— Но я не люблю его и не полюблю человека с такой репутацией.
Который три года тому назад так меня унизил, подумала она со стыдом.
— Любовь? При чем тут любовь? Любовь приходит во время замужества. В мое время считалось, что брак должен принести богатство и положение в обществе будущим супругам и их детям. Для процветания нации необходимо, чтобы избранные семейства продолжали эти традиции.
— Но сейчас иное время, бабушка! — воскликнула Ева.
Леди Пембертон пренебрежительно махнула рукой.
— Зато я не вижу, чтобы оно изменилось к лучшему. Брак — слишком серьезный шаг, чтобы зависеть от такого непостоянного чувства, как романтическая любовь. Можешь считать меня старомодной, но я убеждена, что при выборе спутника жизни дети обязаны считаться с мнением родителей. Жаль, что твой отец не познакомил тебя с мистером Фицаланом.
— Но я этого не хотела.
— Хотя твои родители давали тебе, Ева, много воли, ты выросла хорошей девочкой, — мягким тоном сказала леди Пембертон, — а сейчас стала рассудительной девушкой. Я, как и твой отец, желаю тебе только добра. А если ты будешь отказываться от брака с мистером Фицаланом, то, кроме двух тысяч фунтов в год и кое-каких материнских драгоценностей, все имущество отца перейдет к Джеральду. А он такой негодяй, каких свет не видывал.
Леди Пембертон умолкла, очевидно решив не развивать эту тему, а затем перешла к другому аргументу:
— Первое время после приезда из Камбрии я не понимала, какое значение имеет в Англии добыча угля. Но теперь вижу: уголь — основа жизни населения этого округа и один из самых выгодных товаров в нашей стране. Твой отец говорил, что шахта «Этвуд» не имеет себе равных. Изыскания выявили еще не тронутые пласты угля. Какой же легкомысленной дурочкой надо быть, чтобы упустить такое богатство!
Еве уже стал досаждать этот разговор.
— Твои слова звучат как приказ, бабушка.
— Я не приказываю тебе, но настоятельно советую подумать. Пусть Джеральд разыгрывает из себя хозяина имения, но шахта должна принадлежать тебе.
— С мистером Фицаланом пополам, разумеется.
Старушке не понравилась ее ирония.
— Да, но ты же не сомневаешься, что, выдвигая это условие, отец думал лишь о твоем благе. При иных обстоятельствах он бы предоставил тебе самой выбрать себе мужа, но, зная о своей близкой кончине, хотел обеспечить тебе надежную опору.
— Обещаю тебе серьезно подумать, бабушка. Сейчас я больше ничего не могу сказать.
Джеральд уехал после похорон, сообщив, что вернется, как только приведет в порядок свои дела. В день отъезда он зашел в кабинет Сомервилля, где Ева писала письма. При виде Джеральда она содрогнулась — до того он был ей неприятен. Это не смутило Джеральда. Похотливым взглядом он оглядел ее, словно раздевая. Глаза его заблестели, на губах появилась мерзкая улыбка. Как она его в этот миг ненавидела!
Он развалился в большом кресле у камина.
— Прости, что мешаю тебе, но я хотел до отъезда поговорить с тобой. Ты можешь по-прежнему считать Бернтвуд-Холл родным домом и жить в нем столько, сколько тебе заблагорассудится.
