— Знаю.
— А она не знает… Я мог бы ей сказать об этом, но сомневаюсь, что мои слова что-то изменят.
Пальцы Доний переплелись с его пальцами.
— Здесь я не могу тебе помочь. Иногда я ненавижу за это вас обоих. Поговори с ней. Найди способ остаться с ней или найди способ освободиться и стать по-настоящему моим.
— Дон, я пытался говорить с Айслинн об этом. Она не понимает, не хочет слушать, а мне не хочется с ней ссориться.
Дония сжалась. При одном упоминании об Айслинн Кинан менялся в лице, будто имя королевы Лета было заклинанием.
Перед Донией снова сидел тот самый потерянный, неуверенный фэйри, которого она любила почти всю жизнь. В их ссорах она тверже стояла на своем. Но она же очень часто помогала Кинану, поскольку они стремились к одной цели — равновесию между Зимой и Летом.
— Кинан, попытайся еще. Если ничего не изменится, нам всем будет плохо.
Он поцеловал ее сморщенные губы.
— До сих пор представляю, что это ты. Сколько бы я на нее ни смотрел, в мечтах это всегда ты. Ведь ты должна была стать моей королевой.
— И стала бы, если бы выбор зависел от меня. Но это не так. Тебе нужно либо отпустить меня, либо отдалиться от нее.
Кинан притянул ее к себе.
— Что бы ни случилось, я не хочу с тобой расставаться. Никогда.
— Но есть другая сложность. — Дония смотрела, как ее следы затягивает инеем. — Я не гожусь для Лета, Кинан.
— Нет, — прошептала она. — Но бесполезно желать, чтобы тебя любили две королевы сразу.
— Но я ею не стала, — сказала Дония и положила ему голову на плечо.
Они просидели вместе до самого утра, ни на минуту не забывая об осторожности.
ГЛАВА 4
После завтрака Сорша вызвала Девлина. Привыкший являться вовремя, он не заставил себя ждать. Они провели вместе целую вечность, и ее брат всегда оставался надежным и предсказуемым.
Она шла через зал, а Девлин стоял в дверях и терпеливо ждал. Босые нога Сорши беззвучно ступали по плитам пола. Столь же беззвучно она поднялась на подиум, где стоял один блестящий серебряный трон. Отсюда зал, похожий на пещеру, выглядел очень красиво. Глаз радовала симметрия убранства. Это помещение, и только оно, не подчинялось воле Сорши. Зал Правды и Памяти обладал собственной магией и был неуязвим для любой другой. Раньше, когда Темный двор находился в пределах сира фэйри, здесь решали внутренние споры и приносили жертвы. Серые камни зала помнили и это, и многое другое.
Сорша опустила ступни на холодную землю и камни подиума. Когда живешь целую вечность, память затуманивается. Земля помогала Сорше сосредотачиваться на фэйри, а камень связывал ее с правдой зала.
Девлин не шевельнулся, пока сестра не уселась на трон. Ее приверженность порядку и правилам была ему созвучна и понятна. Упорядоченность помогала следовать по избранному пути. Для Сорши порядок был инстинктивным; для Девлина он означал выбор, ежедневный и ежесекундный.
Девлин сказал те же слова, какие говорил при каждой их встрече:
— Принимаешь ли ты сегодня, моя госпожа?
— Принимаю.
Сорша опустила подол платья, прикрыв босые ступни. На ее руках и щеках поблескивали серебристые прожилки; они блестели везде, где обнажалась ее кожа, однако ноги Сорша всегда прикрывала. Другим незачем видеть природу ее связи с залом.
— Позволено ли мне приблизиться?
— Конечно, Девлин, — ответила она, произнеся еще одну из заученных фраз, которыми они обменивались целую вечность. — Мог бы и не спрашивать. Ты здесь всегда желанный гость.
— Своим доверием ты оказываешь мне честь.
Взгляд Девлина упал на прикрытые ноги сестры. Он один знал ее тайну. Разум подсказывал, что когда-нибудь доверие Сорши к Девлину станет ее камнем преткновения. Также разум говорил и другое: у нее не было лучшего выбора, и доверие к брату обеспечивало его преданность.
«И мы пока еще не пали».
Девлин был ее глазами и руками в мире смертных. И карающей десницей, когда в том возникала необходимость. Однако Девлин приходился братом еще и Бананак. Этот факт помнили все трое. Девлин регулярно виделся с Бананак; он заботился об этой безумной фэйри с замашками ворона, хотя и знал, куда ведут ее цели. Запретить ему видеться с Бананак Сорша не могла, но у нее, подобно облачкам на ясном небе, все время появлялись сомнения насчет верности Девлина.
«Вдруг в один прекрасный день он встанет на сторону Бананак? А если уже встал?»
— Темный народ пролил кровь одного из твоих смертных на земле фэйри, — начала Девлин. — Будешь ли ты их судить?
— Буду.
И эти слова он знал наизусть. Разум всегда судит.
Девлин повернулся, чтобы позвать виновных и свидетелей, но Сорша жестом руки остановила его.
— Теперь я попрошу тебя навестить мир людей. Там появился смертный, который беспрепятственно разгуливает по трем королевствам.
— Как прикажешь, — с поклоном ответил Девлин.
— Война считает его ключом ко многому.
— Прикажешь мне устранить этого смертного или привести его сюда?
— Не то и не другое.
Сорша пока не приняла решения, а действовать поспешно было бы неразумно.
— Собери сведения. Ты должен увидеть то, чего не могу видеть я.
— Как тебе будет угодно.
— А теперь займемся судом. Введи обвиняемых и свидетелей.
Стражники Девлина ввели четверых ли-эргов. Когда краснорукие фэйри проливали кровь в мире смертных, это никого не беспокоило. Большинство тамошних бесчинств и непотребств не касались внимания Сорши. Однако эти четверо действовали не в смертном мире.
Вслед за обвиняемыми в зал вошли несколько десятков придворных Сорши. Хайра и Ниэнке, ее служанки и утешительницы на протяжении последних сотен лет, сели на ступенях у ног госпожи. Их простая серая одежда отличалась от наряда Сорши разве что отсутствием украшений. Как и она, служанки были босыми.
Сорша подала Девлину знак.
Он едва повернулся — ровно настолько, чтобы видеть обвиняемых и придворных. Обратиться к сестре спиной Девлин не смел. Сейчас он стоял так, что мог видеть всех.
— Ваш король знает, что вы здесь? — спросил он у ли-эргов.
— Нет, — ответил один из них.
— А Бананак?
Другой ли-эрг усмехнулся.
— Госпожа Война знает, что мы выполняем ее пожелания.
Сорша стиснула губы. Бананак осторожничала и не собиралась показывать, что нападение на страну Фэйри совершено по ее приказу. Но она, конечно же, поощряла такие выходки.
