— Простите, как вас звать? — перебиваю я неиссякаемый поток благодарностей.
— Михаил.
Не сдержавшись, я фыркаю. Хотя что тут смешного, у человека отец чуть не умер.
— Простите. Просто так совпало, что моего сына тоже зовут Михаилом. Я заехала за ним в садик. За ним и сыном моей подруги.
По опыту я уже знаю, что взволнованных людей легче всего успокоить пространной собственной речью.
— …Возможно, я бы не обратила внимания на стоявшую машину, но я видела ее на пути туда и поняла, что надо проверить, не случилось ли чего. Вот и все. И потом, если кого и нужно благодарить, так это врачей «скорой помощи», которые опровергают тезис, будто бесплатной медицины у нас нет…
Он тут же вклинивается в образовавшуюся паузу:
— Простите, а вы замужем?
— А вы знаете анекдот про жокея и зеленую лошадь? — парирую я.
Выходит как-то грубовато, но я считаю, что не сделала ничего такого, за что следовало бы ко мне вот так приближаться. Поблагодарил и катись!
— Анекдот я знаю… Значит, вы имеете в виду, чтобы я не ходил вокруг да около, а сразу переходил к делу?
Я смутилась: в самом деле, анекдот про жокея, который хотел привлечь внимание понравившейся ему женщины, для чего покрасил свою лошадь в зеленый цвет, был слишком грубым намеком.
— Просто… Я хотел пригласить вас на ужин, но думаю, если вы замужем… ваш муж может быть против…
Ох уж эти мне подходы издалека! Ох уж эти мне экивоки!
— А если я страшная, как Баба-яга, и такая же старая?
— Доктор на «скорой» сказал, что вы очень красивая.
— Считаете, у вас с доктором одинаковые вкусы? У них, у медиков, знаете как: человек на вид здоровый — значит, уже красивый.
— А, вы шутите, — догадывается он.
— Конечно же, шучу! А как еще, вы думаете, я могу воспринимать ваше предложение? Выслушивать благодарности только за то, что я вызвала человеку «скорую помощь». Вы лучше своего папу окружите вниманием и заботой. И вместо похода в ресторан привезите отцу побольше витаминов.
— Но к нему меня не пускают, он в реанимации.
— Тем более ходить в такое время в ресторан — не лучшая идея…
— А когда он поправится?
— Не будет нескромным с моей стороны поинтересоваться, сколько вам лет?
— Двадцать пять лет… будет скоро.
— Вот видите, я к тому же и старше вас. Представьте, увидят вас со мной ваши друзья и скажут: чего это ты с матерью в ресторан пришел?
На самом деле я старше молодого человека всего на два года, но сообщение о том, что старше намного, возможно, охладит его желание непременно меня как-то отблагодарить.
— Говорят, сейчас это модно, когда женщины в возрасте знакомятся с молодыми парнями…
Это я-то женщина в возрасте? Мужик совсем офигел! Если такие «комплименты» называются благодарностью…
— Простите, я занята, — говорю непрошеному собеседнику и вешаю трубку.
Потому что как раз в это время мимо меня с важным видом проходит Мишка.
— Это еще что такое? — возмущаюсь я.
— Писать хочу, — ноет он.
На самом деле он не хочет спать и потому придумывает то, чего нет. Еще немного поваляется и опять выйдет, на этот раз водички попить. Я могла бы на него накричать, опять запихнуть в кровать, но я представляю себя на его месте. Если бы мне не хотелось спать. Мы же с ним почти ничего не говорили о прошедшем дне. Может, у них в садике что-то случилось? Что-то взбудоражило моего ребенка, отчего теперь он не может заснуть. Потому я усаживаю его рядом с собой на диван.
Иной раз мы думаем, будто дети совсем не такие, как мы. И их можно заставить спать приказным тоном, вместо того чтобы успокоить тихой беседой, приласкать, сделать то же, о чем в этот час мечтается самой себе.
— Чайку хочешь?
— Хочу, — радостно оживляется он. — С сушками?
— С сушками.
— Где ты хочешь пить: на кухне или здесь?
— Здесь.
Еще бы! По телевизору идет боевик со Шварценеггером, и сын уже косит глазом на экран.
А как же дисциплина, режим? Я же тренер и об этом имею самое профессиональное понятие. Но и у сына редко бывает бессонница, так что будем считать сегодняшний вечер неординарным, а значит, свободным от обычных режимов.
Я иду на кухню, ставлю чайник, выкладываю купленные накануне сушки, нарезаю кекс — вдруг нам захочется еще что-нибудь, — достаю наши с ним любимые чашки и ставлю на тележку.
Мишка очень любит, когда я вот так вкатываю ее в комнату, чтобы сервировать журнальный столик.
— У нас сегодня Галя Стрельникова пропала, — сообщает мне Мишка. Раз я к нему по-человечески, значит, и меня нужно поощрить.
— Как пропала? — изумляюсь я, сразу вспоминая о своих недавних мыслях. Не дай Бог, чтобы когда-нибудь я услышала такую же страшную весть!
— Так. Мама Стрельникова пришла, а Гали нет. Ее папа уже забрал. Раньше.
— Значит, не пропала, а просто ушла с папой.
— Но папа-то с ними не живет! — снисходительно объясняет мне сын.
— И как же воспитательница ему Галю отдала?
— Он же ее родной папа! — поясняет Мишка, удивляясь моей непонятливости. — Галя сразу, как его увидела, побежала, кричит: «Это мой папа! Мой папа!» Ну, Светлана Аркадьевна ее и отпустила.
— А мама Гали, что она сказала?
— Стала кричать: «Позвоните в милицию! Я на вас в суд подам!» Светлана Аркадьевна говорит: «Вы успокойтесь, мы же ничего не знали. Родной отец имеет право…» Мама, а какое он имеет право? Брать Галю к себе, когда захочет?
Как я и ожидала, надолго Мишку не хватило. Уже через несколько минут после нашей с ним чайной церемонии, когда я отвезла сервировочный столик на кухню, ополоснула чашки и вернулась, мой сын спал, привалившись к спинке дивана. Он даже не проснулся, пока я несла его в комнату. Только счастливо вздохнул во сне, устраиваясь поудобнее в своей кровати.
Глава пятая
— Хорошая у тебя фигурка, Ваник! — довольно замечает Катя. — Все, что ни наденешь, сидит на тебе как влитое. И вот что странно, в отличие от моих моделей у тебя есть грудь, и ты ее носишь!
— Смейся-смейся, — говорю я, рассматривая себя в зеркале. Да, то, что шьет Катя, не может сидеть плохо ни на какой фигурке.
Такие мы с ней удачливые, такие красавицы, а воспитываем детей в одиночестве. То есть понятно, что от меня муж сбежал, а вот Катя сбежала от своего мужа. Приехала из самого Питера и первое время в основном скиталась по квартирам. Теперь она — женщина богатая, самые именитые горожанки в очередь стоят, чтобы Екатерина Григорьевна осуществила их очередную заветную мечту. Сшить наряд, которого ни у кого больше нет.
