«Вот оно как!» Ник взглянул на старинные часы, висящие над кухонным шкафом.
– Разве она уже вышла из комы?
– Нет, но я просто хочу посидеть с ней рядом, почитать вслух Библию. Знаешь, ведь Библия исцеляет.
– Сколько я помню, Марла не слишком религиозна.
– Неважно, – быстро возразила Чериз. – Иисус слышит все наши молитвы, все до единой!
Ник предпочел промолчать.
– Ладно, неважно, – продолжала Чериз, набирая скорость, словно несущийся по рельсам электровоз. – Я все время молюсь за нее, и за Памелу, и за того беднягу-водителя – ты слышал, наверно, он весь обожжен, говорят, что он не выживет. – Она перевела дух и затараторила дальше: – Ну вот, я просто хочу посидеть с ней рядом, подержать за руку, сказать, что люблю ее, и напомнить, что Иисус тоже ее любит.
– Может быть, стоит подождать, пока ей станет получше?
В трубке послышался протяжный страдальческий вздох, и вслед за ним – молчание. Ник словно видел, как вертятся шестеренки в голове у Чериз. Она из тех, что никогда не сдаются. Выбрав себе цель, вцепляется в нее, как собака в кость, – и всегда добивается своего. Трое мужей, когда-то завзятых холостяков, – это ли не доказательство ее способности настаивать на своем?
– Послушай, Ник, ты, наверно, поедешь навестить Марлу. Ведь вы с ней не виделись ну очень давно.
Намек, даже не особенно тонкий. Ник крепче сжал трубку и тряхнул головой. Он не желал пускаться в плавание по опасным водам воспоминаний.
– Я не сомневаюсь, что ты хочешь ее навестить, – заметила Чериз, и Ник почти почувствовал; как дрожат провода от тайных подтекстов и невысказанных обвинений.
– Может быть.
Ник откинулся на спинку дивана. На побитом временем кресле свернулся Крутой: поймав взгляд Ника, он немедленно спрыгнул и заполз под кофейный столик, чтобы взглянуть на хозяина снизу вверх через стекло, покрытое кругами от вчерашней выпивки.
– Так вот, когда будешь говорить с Алексом, пожалуйста, скажи ему, что я хочу ее увидеть! Постарайся его убедить! Все-таки мы – одна семья. Что бы там ни произошло между нашими отцами, все же мы родные. Одна кровь.
– Это верно, – ответил Ник.
– Так ты поговоришь с Алексом?
– Ладно.
– Вот и отлично. Спасибо тебе. Знаешь, пути господни неисповедимы.
– Да, слыхал, – уже не сдерживая иронию, отозвался Ник, коротко распрощался и повесил трубку.
Он взял со стола грязный стакан и отнес в раковину. Крутой потрусил за ним.
– Я вернусь, – еще раз пообещал Ник и, вскинув сумку на плечо, двинулся к черному ходу.
Проверив, что у пса есть еда, питье и подстилка в углу веранды, он запер дверь и спустился к машине. Крутой захромал следом, но Ник покачал головой.
– В другой раз, приятель.
Он почесал собаку за ушами. Одно ухо было разорвано: должно быть, этой отметиной наградил Крутого тот же, кто оторвал ему пол-лапы, искусал до полусмерти и бросил на дороге, по которой случилось проезжать Нику. «Видимо, подрался с енотом или с другой собакой», – сказал ветеринар. Крутой потерял лапу, сохранил ухо и обрел новый дом. Двое потрепанных жизнью одиночек прекрасно друг с другом поладили.
– Береги себя, – сказал собаке Ник, сел в машину и завел мотор. На горизонте клубились низкие тучи. Очень под стать его настроению.
Вспомнилась Чериз и ее новообретенная вера. Пожалуй, ему самому не помешала бы сейчас надежда на помощь всевышнего. В зеркале заднего вида Ник поймал отражение Крутого: пестрый пес сидел на крыльце и смотрел ему вслед. Сейчас Ник чувствовал, что покидает свою единственную настоящую семью.
—Черт! – выругался Ник сквозь зубы и прибавил скорость.
Проселок выведет его на шоссе, а шоссе – на федеральную дорогу. И вперед, на юг. В Сан-Франциско. К Марле.
Голоса. Несколько приглушенных голосов. Кажется, уже ей знакомых. Очень хотелось спать, в мозгу тяжело ворочались неповоротливые мысли, но Марла упрямо боролась с забытьем и заставляла себя бодрствовать.
– Да, обещал приехать. Но мне пришлось с ним повозиться! – говорил Алекс.
«Кто? Кто обещал приехать?»
Алекс рассмеялся каким-то натужным смешком.
– Как выглядит? Хреново. Этакое дитя природы: выцветшие джинсы, потертая куртка, всклокоченные волосы. Не брился, наверно, с неделю. Он как раз ловил рыбу или крабов – не знаю уж, кого; только шлялся по морю на лодке, в которой – по крайней мере, с виду – дыр не меньше, чем в решете.
– Но он все-таки приедет, – вернула сына к теме разговора Юджиния.
Значит, свекровь тоже здесь.
– Сказал, что приедет. А что будет – кто знает? На него никогда нельзя было положиться.
– Ты был у него дома?
– Заезжал, но его там не оказалось. Я поймал его в гавани – если эту дыру можно назвать гаванью.
Снова натянутый смешок.
– Зачем же ты его позвал? – поинтересовалась Сисси. Так Марла узнала, что здесь и ее дочь. – Зачем, если ты его терпеть не можешь?
– Терпеть не могу? Что ты, милая! Просто не одобряю.
– Тогда какая тебе разница, где он живет и что делает? «Хороший вопрос»
подумалось Марле.
Глубокий, сладкий, соблазнительный сон уже тянул ее к себе под крылышко... но что-то ее насторожило. Должно быть, напряженное молчание, которым отец и бабушка встретили вопрос девочки.
– Почему вы так не любите о нем говорить? – спросила наконец Сисси. – Как будто его имя – это слово из трех букв или что-нибудь в этом роде.
– Оно в самом деле из трех букв, – усмехнулся Алекс.
– А твое – из пяти, – пробормотала Сисси себе под мое, недостаточно громко.
– Здесь и говорить не о чем, – глубоко вздохнув, иступила Юджиния. – Просто... видишь ли, не во всех семьях братья ладят друг с другом.
– Как дедушка и его брат?
– Да, как Сэмюэл и Фентон, – сухо ответила Юджиния. – И их дети. Чериз и Монтгомери, или Монти, как он сам себя называет.
– Почему они больше не наша семья?
– Потому что сами не захотели принадлежать к семье.
Сисси недоверчиво хмыкнула, затем сказала:
– А дядя Монти звонил на днях. Спрашивал папу.
– И я с ним поговорил, – вставил Алекс.
В голосе его при упоминании о кузене послышались странные нотки – то ли сердитые, то ли тревожные – Марла не поняла. Впрочем, она пока очень многого не понимала... не помнила. Выслушивание чужих разговоров, размышление над ними и упорные попытки пошевелиться отнимали все силы; она почувствовала, что снова уплывает в страну сна.
