– А тебе больно? – Пуговка насмешливо посмотрела на Алешу.
– Нет.
– Вот. А почему же ты решил, что ей должно быть больно?
Алеша пожал плечами.
– Ну… Ну я не знаю… Она ведь упала. И лежит… И не поднимается…
– Ну и что, что не поднимается? – всплеснула руками Алена. – Ну подумаешь, не поднимается? Ну упал человек, притомился, ну что ж здесь такого?! – Она понизила голос. – А может, она пьяная была? Кто ж теперь знает?
Алеша нагнулся к лицу бабушки Насти и принюхался.
– Нет. Она точно не пьяная.
Пуговка тихо засмеялась.
– Эх, ты, дурилка картонная, она просто сознание потеряла. – Она сжала ладонями виски и закачала головой. – Ой, ты ж боже ж мой, ой, ироды проклятые, испужали бедную Настенечку, испужали бедную одинокую… Казала Настя… Ну-ка!
– Шо вона не дастья, – улыбнулся Алеша.
– А вона даецца, – смеясь, продолжила Пуговка.
– Да еще смяецца, – захохотал мальчик.
Они засмеялись и стали пощипывать друг друга.
– Аленка, Ален, а ты дашь мне почитать один листик, а?
Пуговка остановилась.
– Ах, ты хитруня какой…
– Ну пожааалуйста, – мальчик умоляюще сложил руки.
– Хорошо. Только дай слово, что ты ничего с ним не сделаешь.
– Честное слово! – Алеша посмотрел на нее благодарным взгядом.
Пуговка посмотрела на часы.
– Боже! Мы уже опаздываем. А ну быстро, помоги мне!
Она нагнулась, подняла очки и сняла с бабушки Насти платок, потом взяла ее за бока:
– Давай, ты – справа, я – слева.
Алеша схватился за правый бок. Они медленно оттащили грузное тело ближе к столу и затолкали под него, согнув ноги в коленях.
– Уфф, – Пуговка провела рукой по лбу. – Так. – Пуговка огляделась. – Пакет только пустой, видно там она нитки носит… Давай по-быстрому в столе посмотрим.
Она выдвинула небольшой ящик, пробежалась быстрыми тонкими пальцами: нитки, лезвие, ножницы, вязальные спицы, стопка пожелтевших газет, хлебные крошки.
– Я так и знала, – сказала Пуговка. – Придется ждать.
Она напялила на себя очки и завязала на голове платок.
– Сейчас вот что. Полезай пока под стол и сиди тихо. Кстати, маску можешь уже снять. Хотя, – она улыбнулась, – ты был в ней таким красивеньким кинг-конгом.
– Сама ты кинг-конг! – огрызнулся Алеша, развязывая сзади узел. Он снял с себя резиновую маску в форме оскалившейся морды гориллы с черной матерчатой накидкой, сунул ее в карман куртки и залез под стол.
– И долго мне тут сидеть? – спросил он, косясь на лежащую рядом с ним бабушку Настю.
– Я скажу, когда вылезать, не боись, – ответила сверху Пуговка.
Она завернулась в бабушкину шаль и, отведя лампу к стене, села на стул, подобрав под себя ноги и полузакрыв глаза.
Резко зазвенел телефон.
Пуговка, встрепенувшись, подняла трубку.
– Алло! – прокряхтела она.
– Да! – раздался глухой, как из канализационного колодца, мужской голос. – Мы тут исследовали, почесали и решили, что тридцать один – самое лучшее со всех сторон.
Раздались короткие гудки отбоя.
Пуговка, медленно положила трубку и задумалась.
– Кто это был? – спросил снизу Алеша.
– Не знаю… Очень интересно…
– Слушай, – Алеша высунул голову из-под стола, – а я и не знал, что бабушка Настя еще консьержкой работает…
– Это она подрабатывает. И давно, между прочим, – думая о своем, проговорила Пуговка.
Послышалось грохотание лифта.
– Шуба! – тихо вскрикнула Пуговка. – Прячься!
Алешина голова юркнула обратно под стол. Пуговка полузакрыла глаза и мелко закивала головой.
Двери лифта открылись, кто-то вышел, бурча мужским басом, донеслось собачье повизгивание. Мимо кабинки, к выходу, небрежно кивнув Пуговке, прошествовал толстый мужчина, держащий сенбернара на поводке.
Входная дверь тихо закрылась.
Пуговка облегченно откинулась на спинку стула.
– А это кто? – спросил Алеша.
Снова зазвонил телефон.
– Да тихо ты!
Пуговка подняла трубку.
– Ага, – буркнула Пуговка.
– Але! – раздался на том конце старушечьий голос.
– Эге-ге. Кто ето? – спросила Пуговка.
– Ето я. Ну как ты там?
– Нормально. Спасибо, что позвонила, – голос Пуговки стал плаксивым. – Не забываешь меня…
– Ой, Настенька, ну что ж ты, в самом деле? Ну усе нормально, усе нормально, милая, усе хорошо.
– Как там твои? Нормально?
– Да, усе здоровенькие, – голос запнулся. – А чтой ето у тебя с голосом? Вроде как и не ты…
– Да что ты! Я это, я, – закряхтела Пуговка. – Вот подстудилася немного…
– Ай-ай-ай, ты ета, ты не болей! У мене тута липы еще осталась немноженько, я табе принясу. Вот сейчас и принясу.
– Дык потом, Дунечка, потом.
– Потом? Ну не знаю…
– Дунечка, у мене тут голова чтой-то разболелася. Совсем ужо старая стала. И померать пора ужо…
– Ну что ты, Настенька, такое гаварыш, ну что ж ты такое…
– Дык я вот и ведать перестала… А что там с тем, что ты мне давала – вот и запамятовала.
– С каким таким тем? – насторожился голос.
– Ну с тем, что ты мне на хранение давала.
– А что? – голос перешел на шепот. – Аль случилася что?
– Дык нет, не случилася… Просто что-то голова разболелася… Вот и не помню, куды я его на хранение к себе положила… Я тебе не говорила, часом?
На том конце трубки замолчали.
– Я сейчас прийду к тебе, – сказал голос.
– Дык зачем? Усе ж нормально, – быстро проговорила Пуговка.
– И нияких "нет"! – отрезал голос. – И заадно я тебе липки принясу. Я щас прийду, ты только никуды не уходи. Усе.
Пуговка положила трубку.
– Лешка, быстро, давай вылезай, сматываемся!
Мальчик быстро выбрался из-под стола. Пуговка сорвала с себя шаль, сняла очки и платок, бросила все на стол.
– Пошли!
Они вышли из подъезда и, не оборачиваясь, направились в сторону виднеющегося невдалеке магазина.
– Тем же путем не пойдем. Там опасно.
Едва поспевая за Пуговкой, Алеша спросил, заглянув ей в лицо:
