– Не смотри на это, – сказала она. – Это еще не случилось.
Потом я заметил и другие холсты, но все они стояли лицом к стенам. Два-три портфолио и несколько узорных подушек на полу, пара картонных коробок с книгами и дисками для CD. Ленор выбрала какой-то диск, скрылась в спальне и вернулась под очень современные звуки кларнета, скрипки и фортепиано, явно складывавшиеся во что-то пресерьезное, без дураков. Я ухитрился не заскрежетать зубами – только стиснул их покрепче.
– Он сочинил это в силезском концлагере «Шталаг VII», в Герлице, – сообщила Ленор.
– Кто – он?
– Мессиан.[34]Это «Квартет на конец времени». По мотивам 10-й главы Апокалипсиса.
И она стала читать из своих записок:
И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные…
Продолжалось это довольно долго, и, пока она бубнила, я успел как следует рассмотреть стены студии. Они чуть не сплошь были расписаны фиолетовым по черному, рисунками в стиле «Капричос» Гойи, но по содержанию ближе к босховскому «Саду наслаждений». Оттуда Ленор позаимствовала расколотые яйца на ножках и заполнила их сценами собственного изобретения. Не стану утверждать, что они не поддаются описанию, – просто описывать их не желаю. Красовались на стенах и другие твари – то причудливые гибриды разрозненных человеческих органов, то более традиционные зверолюди с головами, торчащими из зада или черт его знает откуда.
Часть стены напротив входа в квартиру, куда еще не успел расползтись этот Сад чего-ни-попадя, была отведена под две увеличенные репродукции одной из «Тюрем» Пиранези[35]– седьмого листа, который в моем альбоме именовался «Тюрьмой с деревянными галереями и разводным мостом». Размером эти копии были где-то 24 х 36 дюймов. Слева висела первая стадия, справа – законченный офорт.
В таком увеличении гравюры буквально подавляли тяжеловесностью камня и невозможностью выбраться из лабиринта мостов, галерей и лестниц, ошеломляюще грузных и запутанных, – взгляд тщетно скользил снизу вверх в поисках выхода. Разведенный подъемный Мост, бросавшийся в глаза в первую очередь, вырастал откуда-то из теней, клубившихся у левого края гравюры, а справа терялся в нагромождении колонн.
– Дай угадаю, – сказал я. – Ты любишь Пиранези, потому что считаешь, что жизнь – тюрьма?
– Это само собой, – пожала плечами Ленор. – Ты лучше взгляни на первую стадию.
Я ее и раньше видел не раз в своем альбоме: на первой стадии тюрьма казалась такой легкой и воздушной, совершенно невесомой, несмотря на всю эту каменную кладку, канаты и огромную лебедку в левом нижнем углу, на все эти башни и мосты в проеме гигантской арки.
– Смотри вон туда, – указала она. – На винтовую лестницу слева, вот эту, вокруг башни. На первой стадии он наметил ступени до самой вершины.
– Ну и что?
– А теперь посмотри на окончательный вариант. Он стер ступени в том месте, где лестница делает первый поворот. Теперь этот пролет обрывается какой-то мохнатой тенью и просто перекручивается там петлей, как выжатое полотенце.
– Но второй пролет никуда не делся, – возразил я.
– Ясное дело, но теперь туда не попасть.
– Да что ты такое говоришь, Ленор?!
– Ничего я не говорю. Просто думаю об этой лестнице.
И мы немного подумали о ней вместе, пока мои руки неторопливо блуждали там и сям. Потом Ленор забыла про Пиранези, уставилась на меня плотоядно, ухватила за ширинку на манер «привет, дружище, будем знакомы» и потянула в спальню, где стены тоже были черные с фиолетовой росписью, но картинки – поинтимнее, а персонажи – разнообразнее, чем в гостиной.
– Попробуем выбраться из этой петли, – пробормотала она. – Вдруг получится?
* * *
И мы выбрались из этой петли несколько раз, не помешали ни музыка, ни тряска и грохот Дистрикт-лайн; бесстыдно раскинувшаяся на всю комнату кровать так и подстрекала к сумасбродствам, да и мы сами хотели произвести друг на друга впечатление.
На маленькой индийской тумбочке у кровати стопкой лежали «Полное собрание стихотворений Эмили Дикинсон[36]», «И Цзин»,[37]«Мост короля Людовика Святого» Торнтона Уайлдера[38]и «Сказки дядюшки Римуса» Джоэля Чандлера Харриса[39]тысяча девятьсот семнадцатого года издания, с иллюстрациями А.Б. Фроста.[40]Мы с Ленор лежали в обнимку и сообща торжествовали победу в тепле утоленной страсти, я перелистывал «Дядюшку Римуса», и тут она спросила:
– Почитаешь мне вслух?
– Запросто, – сказал я. – Что именно?
– Про Смоляное Чучелко, – попросила Ленор. – Ты американец, у тебя хорошо получится.
– С удовольствием, – сказал я. Сквозь окно в спальню долетал шум оживившейся к вечеру улицы. Отдернув занавески, я полюбовался октябрьскими сумерками и золотыми окошками соседних домов. Потом вернулся в постель, включил лампу в стиле тиффани,[41]поудобнее устроил голову Ленор у себя на плече, раскрыл книжку на седьмой странице и начал читать:
