Откуда она могла знать? О Марине никто в институте не знал, он был не болтливым.
— А держишься ты неплохо, — продолжила она. — Менее умный стал бы возражать. Вот это-то меня пугает, что ты умен и расчетлив. Я бы, наверное, со многим смирилась, если бы ты ее любил. Но ты ее не любишь. Почему какой-то парень из деревни Блины, если он отведет мою дочь в Отдел записей гражданского состояния, сможет вселиться в мою квартиру, с таким трудом и любовью обустроенную мною, и я должна буду жить с ним вместе, и еще я должна буду думать о его будущей карьере, не уверенная в том, что в один прекрасный момент он не уйдет от дочери?
— Но в этом никогда нельзя быть уверенным, — впервые за весь разговор возразил он. — Уходит или он, или она. Никто не даст гарантий на всю жизнь.
— Тогда я задам тебе вопрос в лоб: ты собираешься на ней жениться?
— Пока я не могу ответить ни отрицательно, ни положительно.
— А какие вообще у тебя планы?
— Вообще я собираюсь работать в Москве.
— Почему в Москве?
— Мне нравится Москва.
— А что ты будешь делать в Москве со своей профессией?
— Инженер-механик везде инженер-механик, и в Москве тоже.
— Я думала, ты умнее.
— Я действительно умнее, чем вы думаете.
— Может быть… Но ты всего четыре месяца из деревни, ты просто многого не знаешь. Это в кино и книгах герои едут в Москву, начинают работать, делают карьеру. На самом деле в Москву приехать нельзя. Москва — режимный город. Чтобы жить в Москве, надо получить прописку. А прописка дается, если человек получает работу. Вот я, кандидат наук, с опытом работы и после стажировки в Англии, Москве не нужна, там таких, как я, сотни тысяч. Конечно, можно жениться на москвичке, но что ты будешь делать в Москве? Там нет картофелеуборочных комбайнов.
Он пожалел, что сказал о Москве, он никогда и никому об этом не говорил. Она закурила еще одну сигарету, улыбнулась, и по этой улыбке он понял, что она потеряла к нему интерес.
— Пошли попьем чаю. — И по тому, как она пригласила, спокойно и даже доброжелательно, он понял, что она приняла какое-то решение.
На следующий день Лена спросила его:
— О чем вы говорили?
— Говорила твоя мать.
Больше Лена не расспрашивала. Они по-прежнему встречались, ходили в кино. Хотя ее мать была доброжелательна, он чувствовал, она что-то готовит против него, но, что она может предпринять, предвидеть не мог.
Он просчитал все варианты, кроме этого. В ту субботу он приехал к Марине, хозяйка, как всегда, вечером ушла к сестре. Марина приготовила ужин, они сели за стол, когда в дверь позвонили. Он посмотрел на Марину, она пожала плечами, открыла дверь, и в прихожую шагнула мать Лены. Она была в брюках и коротком каракулевом жакете.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Вы к кому? — спросила Марина.
— Это Галина Сергеевна, — представил он.
— Как мне быть? — спросила мать Лены. — Дать тебе по роже или ты и так все понял?
— Чаю хотите? — спросил он. — Раздевайтесь, садитесь к столу, вы ведь не сможете уйти просто так, не удовлетворив своего любопытства: кто, когда, как часто?
— Я это все знаю давно, — сказала она. — У меня здесь в райцентре работает подруга. Мы вместе учились в институте. Я ей позвонила и через сутки имела всю информацию. Здесь ведь все и обо всех знают. Запомни этот урок. Ты уже взрослый и живешь среди взрослых, которые все понимают не меньше, а часто даже больше тебя, у нас просто больше опыта. Вы, наверное, не понимаете, о чем у нас речь? — спросила она Марину.
— Почему же? — не удивилась Марина. — Вы мать Лены, и отсюда пафос вашей воспитательной лекции.
— Значит, ты знаешь о Лене?
— Конечно, — подтвердила Марина. — И о вашем разговоре с ним тоже. А Лена с вами приехала? Я бы с нею с удовольствием познакомилась.
К такому повороту в разговоре мать Лены была, по-видимому, не готова. Некоторое время она молчала, а потом устало сказала:
— Ты действительно умнее, нет, хитрее, чем я думала. Ты даже не врешь, ты говоришь не всю правду, а это можно толковать по-разному. Но я это расцениваю вполне однозначно, и Лена, надеюсь, поймет так же, она все-таки моя дочь, и я ее кое-чему научила. Я надеюсь, что никогда не увижу тебя в своем доме.
— Садитесь к столу, — пригласил он. — Следующий поезд только через три часа.
— Я на машине, — ответила она. — Прощайте.
Совсем как в кино, подумал он тогда. В кино, когда между героями происходит разрыв отношений, всегда говорят «прощайте», а не «до свидания», хотя слова не имеют такого уж значения. Можно сказать «до свидания», «привет», даже «до встречи» и никогда не встречаться, и не обязательно хлопать дверью, раздражение ведь уже прошло, а все равно хлопают, и она тоже хлопнула так, что звякнули тесно составленные стаканы в буфете.
Он сидел, ожидая расспросов, может быть даже истерики, обычно в таких случаях женщины кричали, плакали, кричала и плакала мать, била горшки и посуду их соседка, и мужчины тоже кричали. Правда, отец никогда не кричал, он уходил из дома, сидел на берегу речки или заводил мотоцикл и уезжал, и никто не знал, куда он поехал, а ездил он быстро, и мать начинала беспокоиться, только бы ничего не случилось.
— А почему ты выслушивал ее нравоучения? — спросила тогда Марина. — Ты не мальчик, и ты ей ничего не должен.
Больше ни о чем Марина его не расспрашивала. Он всегда помнил об этом и был ей благодарен. И потом по ней он мерил других женщин и при любом намеке на скандал уходил, не объясняя причины ухода. Когда он видел скандалы других, он не мог понять, что может удерживать мужчину и женщину вместе после таких скандалов.
Лену он увидел на общеинститутском комсомольском собрании. Она поздоровалась и отошла. В перерыве она стояла с парнями с зоотехнического факультета, громко смеялась, хотя до этого он никогда не слышал, чтобы она громко смеялась, она всегда только улыбалась.
В конце учебного года возле нее все чаще стал появляться парень с их же факультета. Он был свой, городской, из одной с нею школы. На четвертом курсе она вышла за него замуж. Теперь у них двое детей, кооперативная квартира в Чертанове. Он служит в Центральном статистическом управлении, Лена защитила диссертацию и работает в научно-исследовательском институте.
Он долго ждал, что Марина все-таки начнет его расспрашивать, он бы не выдержал и обязательно расспросил, всегда интересно, чем закончилось то, чему ты был свидетелем. Но Марина ни разу не заговорила об этом.
Потом он стал ездить реже. Марина рассматривала его приезд почти как семейную обязанность. Она записывала на листке, что и в каком количестве надо привезти, деньги она давала, и он с четверга уже ходил по магазинам, в райцентре не было даже крупы и макарон. В городе в конце недели выбрасывали масло, колбасу, и он стоял в очередях вместе с солидными пожилыми мужиками и бабами.
