Джеральд смотрел на него в упор; он внимательно разглядывал костюм с широкими лацканами, начищенные до блеска коричневые ботинки со скошенными книзу каблуками. Потом шумно чмокнул жену в щеку.
— Вернусь поздно, — предупредил он.
Памела, не отвечая, отерла лицо подолом передника и улыбнулась сборщику квартплаты. Джеральд вышел в прихожую, снял с вешалки куртку и открыл парадную дверь.
— Джеральд! — окликнула его жена. — Тапочки!
Он опустил глаза и увидел, что стоит в клетчатых шлепанцах. Скинул их и сунул ноги в кожаные ботинки, стоявшие на придверном коврике. Шумно захлопнул за собой дверь — до щелчка — и услышал из кухни рокочущий смех сборщика квартплаты.
На круглой лужайке посередине тупика Стэнли играла стайка девочек. Они собирали траву, впервые в сезоне скошенную муниципальными газонокосильщиками, и складывали ее в стожки или продолговатые кучки. Каждая девочка строила собственный дом: дворец, квартиру в Хэмпстеде, особняк в Руислипе. Джеральд Дамсон обошел играющих детей; трава прилипала к ботинкам, забивалась в отвороты брюк. Когда он дошел до розовых кустов на краю лужайки, ему вдруг очень захотелось вернуться и поиграть с ними, набрать полные руки ароматной свежескошенной травы и построить маленький квадратный домик. Однокомнатный, чтобы хватило места только ему и Памеле. Никаких сборщиков квартплаты, никаких кредиторов, никакой жестяной коробки с деньгами. При этой мысли он улыбнулся; улыбка оставалась у него на лице всю дорогу, пока он ехал в Лондон на поезде двенадцать ноль семь до Юстона.
На вокзале он прошел в двойные застекленные двери — и угодил в обеденную толчею на перекрестке. Он перешел оживленную улицу на зеленый сигнал светофора и остановился у входа в маленький итальянский ресторан, над которым висела металлическая, увитая виноградными листьями вывеска: «Lа Веllаgio». Было душно от выхлопов автобусов, машин и черных такси. Джеральд Дамсон толкнул дверь «Белладжио» и, с облегчением скользнув в полумрак, занял место в глубине зала.
Из кухни вышел человек в парусиновом полосатом кремово-голубом переднике. Увидев Джеральда, он взял меню со стойки, лизнул кончик карандаша и поспешил к нему.
— А, бон джорно, синьор Дамсонс. Вы, как это говорится, точны, как часы, нет?
Джеральд улыбнулся и отклонил предложенное меню.
— Здравствуйте, Винченцо. Как можно опаздывать на пир в «Белладжио»!
— Ну, на пир вам стоит приехать на Сицилию! Там и виноград, и женщины спелые, о да!
Джеральд снова улыбнулся:
— Жаль, что у меня нет времени, Винченцо!
— Время! А когда его хватает? Но раз уж мы с вами застряли в Лондоне, что вам принести?
— Как обычно. Телятина сегодня есть?
— Ах, у нас такая телятина, что вы разрыдаетесь от восторга! — Винченцо сунул меню под мышку. — Она жарилась на гриле, а перед тем сутки выдерживалась в маринаде из розмарина, настоянном на самом лучшем оливковом масле холодного отжима, и лимона!
— Значит, телятину, — повторил Джеральд.
Винченцо кивнул и побежал в кухню; галстук завернулся ему на плечо. Он обернулся:
— Синьор Дамсонс, хотите стаканчик нашего домашнего фраскати?
— Конечно, Винченцо. Конечно!
Телятина была восхитительна. Нежная, зажаренная до совершенства, как всегда по субботам. Он обедал у Винченцо вот уже десять лет, наслаждаясь нежной телятиной и угощая своих клиентов. Отодвинув тарелку, он с наслаждением допил холодное фраскати; приятная терпкость дополнила общее ощущение счастья.
— Хорошая была телятина, да? — Винченцо забрал тарелку.
— Телятина была очень хороша. Передайте, пожалуйста, повару, что он превзошел себя. Выпьете со мной?
Винченцо покачал головой, как всегда:
— Не нужно вам этого делать, синьор Дамсонс. Я знаю, вы человек занятой, вы большой человек, а я просто скромный официант, который ничего не знает.
Джеральд улыбнулся:
— Нет, я настаиваю. Через вас я поддерживаю связь с миром, друг мой. Прошу вас!
Винченцо поклонился; спустя несколько минут он вернулся, неся поднос с двумя бокалами самбуки[5]и счетом на блюдце. Он сел, взял с блюдца маслянистое кофейное зерно и бросил в бокал Джеральда. В воздухе поплыл густой анисовый аромат.
— За удачу, — сказал он. — Конечно, такому человеку, как вы, не нужно полагаться на удачу. Alla salute!
Они чокнулись и осушили бокалы одним глотком.
Винченцо протянул Джеральду сигару и поднес спичку.
— Как идут дела? — спросил он. — Много ли сегодня продали скальпелей?
— Должен сказать, мне пришлось побороться с конкурентами.
Оба рассмеялись.
Винченцо достал сигарету из пачки.
— Ах, вашим рабочим крупно повезло, что у них такой хозяин. Мой отец всегда говорил: чтобы стать большим начальником, надо быть настоящим джентльменом! От выходцев из хороших семей до чистильщиков обуви… Мужчину делают манеры.
— Согласен. По-моему, манеры — это очень важно. Мужчин с хорошими манерами невольно… уважаешь. — Джеральд затянулся. — Но вы, Винченцо, и сами — человек деловой. — Он обвел рукой ресторанный зал. — И знаете, как одиноко бывает там, наверху.
Итальянец рассудительно кивнул:
— Я не могу набрать служащих. Люди, которых мне присылают, просто свиньи! Патлатые мужеложцы! Все как один. Надо выписать из дому, привезти сюда моих племянников. У вас на заводе хорошие люди, нет?
— О да. С рабочими мне повезло. Они, знаете ли, любят меня. Они смотрят на меня снизу вверх.
За столиком воцарилось дружелюбное молчание; посверкивали пустые бокалы на столе, дым от сигары смешивался с облачком сигаретного дыма. Джеральд посмотрел на счет и выложил на блюдце два фунта пятьдесят пять центов. Итальянец улыбнулся.
Джеральд вышел на перрон на станции Бишопс-Крофт. За его спиной отходил от станции безымянный поезд. Постепенно набирая скорость, поезд исчез за голыми коричневыми ветвями деревьев Теннерова леса, издав на прощание громкий гудок.
Он решил вернуться в тупик Стэнли пешком, прогуляться вдоль канала. Так он сэкономит деньги на автобус, и чем дольше он ни с кем не будет общаться, тем дольше сохранится чувство удовлетворения. Он передал контролеру корешок от своего билета и, перейдя тихий переулок, спустился на дорожку, идущую вдоль канала Гранд-Юнион.
Джеральд медленно брел по посыпанной гравием кромке берега, обходя рыбаков, склонившихся над удочками и термосами с кофе. Пар от их дыхания поднимался над темной, маслянистой водой. Он вспомнил, что в прошлом собирал старинные рыболовные катушки. Они тоже перешли в собственность банка — все, кроме ноттингемской, из красного дерева. Он подарил ее Памеле на годовщину свадьбы, и потому катушка выскользнула из хватки кредиторов.
