Книга Молодой негодяй - Эдуард Лимонов

На следующий день Мелехов в пластиковом модном пальто, выглядевший неуклюже, его круглая, простая физиономия совсем не вязалась с футуристским изделием рижской фабрики, пришел в грязное фойе кинотеатра «Комсомольский», где книгоноша устроил свои столы. Он вынул из сумы, висевшей у него на боку, пожелтевшую от времени книгу в изодранном бумажном переплете, тщательно завернутую в кальку.

— Вот! — сказал Мелехов. — Начни с этого. Это заложит основы. Фундамент. Без этой книги тебе будет недоступен современный мир. Если чего не поймешь — не пугайся. Не обязательно ты должен постичь все сразу. Если хочешь, я тебе потом непонятное объясню. С книгой обращайся бережно! — И, снабдив книгоношу адресом котельной, в которой он работал, Мелехов ушел на дежурство, придерживая одной рукой суму, набитую книгами и конспектами.

Эд раскрыл книгу. «Введение в психоанализ». З.Фрейд. С предисловием проф. Ермакова.

— Толик Мелехов очень хороший парень. Дружи с ним! — прокомментировала Задохлик, находившаяся рядом с Эдом. Был конец месяца, магазин тщился выполнить план, потому и Задохлика бросили в помощь книгоноше. — И как хорошо он знает книги! — Задохлик восторженно хлопнула всегда мокрыми ресницами. — О-о-о! У Толика редчайшая библиотека. А ведь он очень бедный. Менялся, все собрал по книжечке, любовно. Какой парень! — Задохлик даже прицокнула языком. — Вот Анька счастливая! Такой муж будет! — Сама Задохлик очень хотела выйти замуж, и хотя ей было всего двадцать лет, иной раз Задохлик сетовала на свою судьбу, до сих пор не скрепленную узами брака. Между тем ведя некоего Юру твердою рукой к беременности и замужеству.

— Кто такая Анька? — заинтересовался книгоноша, подумав — уж не еврейская ли это дама на острых каблуках и с такими же острыми, как каблуки, глазами, с которой его познакомил в магазине «Поэзия» Борька Чурилов?

— Анька Волкова — дочь очень большого человека! — значительно и почему-то шепотом, как будто поверяя товарищу страшную тайну, сказала Задохлик. Бледно-синее лицо умершей несколько дней назад курицы озарилось своего рода религиозным восторгом. — Анька Волкова — дочь самого Волкова. — И Задохлик посмотрела на товарища по работе победоносно.

— Кто такой САМ ВОЛКОВ? — рассмеялся экс-литейщик.

— Шутишь? Ты не знаешь, кто такой Волков? — Задохлик вдруг выскочила из-за прилавка и цепко ухватила хулиганистого вида подростка за руку. Книгоноша Эд выскочил тоже, и вдвоем они сумели выудить из широкого пальто воришки украденную книгу. Проводив неудачливого вора затрещиной, Задохлик вздохнула. — Волков, — сказала она, — директор харьковского рыбо-мясо треста.

«Мясо-рыбо трест» не произвел на книгоношу никакого впечатления. Секретарь обкома, генерал КГБ — титулов, способных поразить его, было немного. Но директор мясо-рыбо треста?

— Девочка-то хоть красивая?

— Да ты ее видел, Аньку! Она часто заходит. Вот и вчера была в магазине. В очках. Высокая. Очки без оправы.

Книгоноша вспомнил девушку. Студентка. Очки, розовые на удивление щеки. Ничего примечательного, разве что уверенность в поведении… Впрочем, несмотря на эрудицию, у самого Мелехова было деревенское простое лицо. Уже через год книгоноша сказал бы: «Лицо интеллигента в первом поколении». Но тогда он ограничился определением «простое, почти деревенское лицо».

Очевидно, сомнения в значительности «Рыбо-мясо треста» и дочери директора его отразились на лице книгоноши, потому что Задохлик сочла нужным поддержать Аньку Волкову. Анька очень избалованная, и девочка с характером. Она любит Мелехова, но и мучает его немало. Знаешь, Анька ведь тоже учится на филологическом. Там они и познакомились.

Книгоноша посмотрел на часы и стал складывать книги в стопки. Задохлик не возражала и присоединилась к свертыванию торговли. Было без четверти восемь. Рано. Лиля всегда просила их быть в фойе кинотеатра по крайней мере еще четверть часа после того, как билеты на восьмичасовой сеанс будут проданы. Лиля-директриса утверждала, что как раз на этот сеанс отправляются любители книг. Книгоноша знал, что, исключая группу хулиганов, избравших фойе кинотеатра «Комсомольский» своей штаб-квартирой, и парочек, назначавших свидания у раскаленных батарей центрального отопления, ни души уже не бывает в фойе кинотеатра после восьми часов Какие там книги! На улице метель. И народ давно разбрелся по домам с работы.

— Анька и Толик хотят пожениться. Анькина мама за них, но отец ничего не знает. Ему боятся говорить даже о существовании Толика. Он наверняка не согласится. Отца у Мелехова нет, а мать — дворничиха. Единственную дочь Анну отец хотел бы выдать за человека своего круга… — Задохлик привычно болтала и привычно складывала книги в прочные и крепкие стопки, а книгоноша Эд затягивал стопки шпагатом.

— Тоже развели кастовость, как в буржуазном обществе… — проворчал книгоноша. — Да кто такая Анька… По виду она как раз пара Мелехову. «Мать-дворничиха…» Анька, сними с нее очки, тоже будет выглядеть, как дочь дворничихи!

— А кто твой отец? — спросила Задохлик.

— Капитан, — сознался книгоноша. Последние пару лет ему стало все равно, в каком чине его отец. Раньше он стеснялся отца-капитана. Иной раз врал и говорил, что его отец полковник. Зачем врал? Может быть, для того, чтобы вымышленные полковничьи погоны озарили бы ярким социальным светом и его, Эдуарда.

— Капитан чего?

— А черт его знает, чего сейчас. Я так мало жил последние годы с родителями, что даже и не знаю, где он сейчас служит. — Ответ был правдивым. Капитан Савенко работал в свое время в НКВД — МВД. Где он работает сейчас, сын Эдуард не знал.

* * *

— Ребята! Нас прислали забрать вас отсюда! — Поэт Владимир Мотрич собственной персоной, отряхивая с барской шубы снег, вступил в фойе кинотеатра. За ним вошел высокий сутуловатый юноша в черном, гордое лицо с лосиным профилем. Юноша насмешливо и снисходительно оглядел книги, Задохлика и Эда. От горячих батарей в другом углу зала Мотрича приветствовали хулиганы, до сих пор мирно высекавшие ножами в штукатурке бранные слова. Мотрич ответил хулиганам барственным округлым жестом руки над головой. Разумеется, хулиганы не читали стихов Мотрича, но Мотрич жил на Рымарской улице, протекающей параллельно Сумской, сразу за кинотеатром, т. е. он был местный, и местные хулиганы его знали.

— Познакомься, Эд, — это художник Миша Басов, — Мотрич церемонно отодвинулся, дабы дать книгоноше возможность рассмотреть юношу с лосиным профилем. По той внимательности, с какой он посторонился, даже заботливости, впрочем, можно было понять, что лосиный юноша его близкий друг и Мотрич им гордится. Юноша бесцеремонно оглядел книгоношу. Заносчивым его взгляд, может быть, нельзя было назвать. Но спокойное высокомерие было в этом взгляде. Книгоноша отметил, что художник чем-то похож на портреты начала века, возможно, похож на Александра Блока, единственного, кроме Есенина, поэта, стихи которого книгоноша хорошо знал. Борька Чурилов, еще когда они трудились вместе в литейном цеху, подарил ему на день рождения девять синих томов Блока. Борька, как Пигмалион, направлял нашего юношу в жизни.